Годы с 1648 по 1654: кампания на севере - сражение у Ланса - события Фронды
Год 1648
1648 год можно по праву назвать одним из самых счастливых и самых, вместе с тем, роковых за последние три столетия во Франции, потому что если рассматривать достижения армий короля, то не найти ничего более знаменательного или более замечательного; если же взглянуть на его завершение, то предстают острые проблемы и события, едва не низвергнувшие государство: но, так как я намереваюсь говорить о действиях, связанных с маршалом де Грамоном, скажу лишь, что после приказа отправляться на зимние квартиры в Каталонии он был возвращен назад королем и кардиналом Мазарини, рассудившими о необходимости нанести удар по врагам во Фландрии в чувствительной части, произведя более сильный эффект, чем во все предыдущие годы. [410] И потому отправили принца Конде, которому король поручил общее командование войсками, и маршала де Грамона, приданного ему в подчинение, поставив им задачу завоеваний на реке Лис в направлении моря.
Город Ипр единственный располагался по центру и, следовательно, был в состоянии обеспечить или прервать сообщение, поэтому решили атаковать его. Все трудности этой осады были известны; и никто не подозревал, что можно заставить испанцев поверить, будто намерения наши касаются какого-либо другого места.
Марш армии вызывал крайние трудности, потому что она должна была идти из Ла-Бассе в Ипр по единственной дороге, окруженной вотерганами [канавами с водой] справа и слева и по которой необходимо строго следовать в порядке, вполне достойном назвываться непрерывным парадом, во время которого нужно было пересечь реку в Этерре (Eterre, возможно, Estaires), подставив фланг врагам, занимавшим проходы через Лис у Арментьера и Менена. При этом они имели возможность выбирать, считают ли нужным сражаться с нашим авангардом или с нашим арьергардом, в зависимости от того, что им больше подходит, с дополнительным удобством, поскольку они отделялись друг от друга огромным количеством багажа, большими пушками и понтонами, которые было абсолютно необходимо возить с собой. А также надо было пройти по одному и тому же мосту. Подобное было бы невозможно осуществить, если бы враги, я не знаю, по какому заблуждению или несчастью, в продолжение всего следования этой военной колонны, не позволили предупредить себя, выставив свои армии на поле боя перед началом бовых действий [411] гораздо позднее наших: единственная причина, давшая нам полученные перед ними преимущества.
Маршал Ранцау, располагавший довольно значительными силами на берегу моря, а граф де Палюо - сильным и хорошим гарнизоном в Куртрэ, последний со своей стороны, а маршал Ранцау со стороны Верне, выдвинулись к этому месту, предотвратив возможность даже небольшой помощи, которую враги захотели бы отправить туда. Со стороны двора бвло предусмотрено все, чтобы довести до конца столь грандиозный план, и по количеству войск, и по боеприпасам и пушечным ядрам, из которых были сделаны большие запасы в Аррасе и Дюнкерке.
Маршал де Грамон покинул Париж в конце февраля, чтобы посетить пограничные области Фландрии и Шампани и предоставить им то, в чем они нуждались: оттого, что овладей враги одним из наших мест во Франции, они бы нанесли больше вреда, чем получили бы сами, потеряв Ипр.
Принц Конде вскоре отправился в Аррас; и, проведя встречи в Амьене, он написал маршалу де Грамону, проводившему свои в Марле, прибыть в Руа, чтобы, прежде чем отправиться в кампанию, они могли обсудить вместе вопросы о состоянии своих войск, в чем нельзя было ошибиться, и все остальное, необходимое для их дел.
[412] В результате слаженной деятельности все войско собралось 8 мая и перешло Сомму. Принц Конде разбил в лагерь в Клери, а маршал де Грамон - в Молене (Molins или Moislains?), в лье от Перонны.
Некто Фортилес прибыл от графа де Палюо, которому вместе с маршалом Ранцау было приказано находиться перед Ипром и осаждать его, как было сказано выше. Однако он считал целесообразным перейти реку Лис у Куртрэ, вместо перехода в Этерре, для замены войск, предназначенных для осады Ипра; потому как в данном случае можно было взять Ипр, но, несомненно, потерять Куртрэ: подобное обстоятельство не следовало отметать, свидетельствуя истину и избавляя графа де Палюо от вины, которую его враги непременно возложили бы на него за то, что он осмелился и потерял важный Куртрэ, порученный ему, но не удержанный им. Нечего скрывать, у него были четкие распоряжения двора, которому он решительным образом представил те же неудобства; но так как в этой стране нелегко отказаться от того, что когда-то там решили, и, кроме того, имели в виду захват Ипра, потому на все веские доводы сьера де Фортилеса только закрыли глаза; принц [413] Конде и маршал де Грамон получили приказ от кардинала Мазарини следовать плану осады Ипра и не смущаться остальным.
9-го принц Конде направился к Лойет (Loyette) рядом Аррасом, а маршал де Грамон - в Вивьер. 10-го перешли Скарп (Scarpe) по мостам выше Арраса, где взяли запас хлеба на шесть дней, и расположились лагерем у Суше (Souchez) и Льевена (Lievin) на ручье у Ланса. Армия была разделена на две части: принц Конде командовал первой, а маршал де Грамон - другой, между которыми расположили весь обоз, большие пушки, провиант, понтоны и боеприпасы, и в таком порядке перешли реку в Этерре.
Маршал де Грамон в течение этого длительного похода оставался между Ла Бассе и Этеррой, послав отряд из двух тысяч лошадей к Армантьеру, чтобы убедить врагов в своем намерении осадить это место. Как только все перешли реку, он тут же дал знать об этом принцу Конде, разместившемуся достаточно близко к Армантьеру; и, чтобы сократить время на марш, он отправил весь багаж и пушки другим путем, левее, поручив это сьеру Арно, а сам стоял перед Армантьером, пока не узнал, что багаж счастливо прибыл, а принц Конде с авангардом выступил вместе с маршалом Ранцау и графом де Палюо, действовавшими точно, и в назначенный день оказавшимися перед Ипром.
Все тем временем расположились, маршал де Грамон подошел к Ипру, и город было осажден 13 числа месяца [мая]. [414] Разграничились так: принц Конде взял направление на Менен и Комин; маршал де Грамон — на Армантьер и Варнетон; маршал Ранцау — на Эр и Сент-Омер с охраной крепостей на канале Верне для упрощения перемещения конвоев; и граф де Палюо - на Брюгге и Диксмёйде.
Длина линии траншей составила пять или шесть лье, и они были готовы к 19 мая. Однако понятно, что подобный объем работы не может быть проделан безукоризненно в столь короткое время. В тот же день принц Конде и маршал де Грамон отправились на разведку мест, где собирались отрыть траншеи, когда мушкетеры и три эскадрона из гарнизона заняли четыре или пять мельниц на высоте, откуда планировалась атака. Принц Конде выдвинул полки Мейере, Бюсси, роту жандармов и легкую кавалерию гвардии короля до контр-эскарпа. Потеряли несколько офицеров, а под Персаном выстрелом из пушки убили лошадь.
В тот же вечер два траншеи отрыли достаточно близко друг к другу: фронт нападения представлял из себя очень большой, глубокий и широкий ров, полныый воды и с контр-эскарпом с палисадом. Французская гвардия провела две атаки, продвинувшись до двухсот шагов до контр-эскарпа. [415] На девятый день открытия траншеи поляки маршала де Грамона провели атаку, переправившись через ров демилюна (сооружение по середине рва для прикрытия ворот) вплавь: и, разрубив топорами в узком месте палисад, вошли в него, перебив всех, кто там находился и заняв выгодную позицию. Это действие осуществлялось в средь бела дня и было одним из самых смелых из увиденных: саперы занялись демилюном на стороне нападения принца Конде; после чего враги были побеждены, тем более, что они плохо защищались.
Тот, кого отправили капитулировать, был подполковник-валлон, один из самых нелепых персонажей, которых только можно встретить. Он заверял в сильнейших выражениях, что солдаты и офицеры жаждали сдаться, а канальи-буржуа не слушали разумных доводов, уверяя, что, от первого до последнего, все должны стремиться защищаться до конца; но гарнизон своими мольбами в конце концов одолел их. Эта комедия закончилась, графу де Ла Мотери, здешнему губернатору предоставили обычную капитуляцию; и маркизу де Ла Муссе, марешаль-де-кампу, было приказано войти в одни из ворот города, и в два демилюна, один из которых был взят, а другой нет. На следующий день, около десяти часов утра, гарнизон вышел в количестве двенадцати сотен пехотинцев, не считая раненых и больных, и трехсот пятидесяти лошадей.
Ипр взяли, и гарнизон отдали под начало графу де Палюо. Маршал Ранцау выступил с предложением, которое передал ко двору: оно было замечательно описано на бумаге, но оказалось совершенно химерическим при исполнении. Этот план кампании в Остенде встретили аплодисментами при дворе, где то, что нравится и хочется, кажется всегда простым и легким; но после обсуждения его предложения с принцем Конде и [417] маршалом де Грамоном те нашли его сомнительным и очень ненадежным. Тем не менее, чтобы не быть обвиненными в чинении препятствий делу такой важности, особенно, высоко утвержденному при дворе, они дали маршалу Ранцау войска и офицеров, которых тот испросил для своей экспедиции; однако сделали это не без боли, ибо предвидели плачевный исход.
Принц Конде, как мог, содействовал кампании настолько, чтобы ему не в чем было себя упрекнуть, придя с большим числом войск в Диксмёйде [20 км на ю.-з. от Остенде], притворившись, что нападает на него, предоставляя маршалу Ранцау возможность выполнить задуманное, но в результате все офицеры и солдаты, которые были приданы ему, и среди них боевые сержанты (старший офицер с функцией сохранять войска в бою под командованием главнокомандующего) Шамбон Эскар и С. Мартен, были убиты или захвачены в плен. Что до него самого, то он с большим трудом избежал этого, чудесным образом ускользнув в лодке. Взятие Остенде было таким легким и зависело от многих причин, и оставался всего лишь небольшой пустяк - заполнить канал с фашинами, тот, куда крупные суда заходили под всеми парусами: это узнали от испанских офицеров, бывших там, из числа тех, кого затем взяли в плен в битве при Лансе.
Армия короля в ожидании событий прекрасной и исключительной кампании в Остенде стала лагерем возле Бетюна в двух небольших деревенях, называемых Энж и Энжетт. Именно там было получено известие от племянника маршала Ранцау, что граф Фуэнсалданья занял Верне и в течение нескольких [418] дней, присоединившись к эрцгерцогу, осадит Этерру; эрцгерцог и генерал Бек разместились на одном берегу реки Лис, а Фуэнсалданья — на другом. Принц Конде, будучи оповещен, двинулся с войском против него.
Но, пройдя вперед, он увидел, что враг уже в Ла Горге [2 км восточнее Мервиля], что делало невозможной помощь этому месту с той стороны и заставляло его вступать в бой с ними и отправить маршала де Грамона попробовать занять Мервиль [Мервиль, 10 км севернее Бетюна, Франция], который, как он решил, эрцгерцог займет в первую очередь для предотвращения прохождения реки Лис, таким образом лишая нас всякой надежды на спасти это место [Этерру].
Маршал де Грамон двинулся с первыми батальонами французской и швейцарской гвардии и перешел реку беспрепятственно, послав гвардейскую кавалерию занять деревню под названием Hieubrequin (Vieux-berquin ?), на полпути от Мервиля к Этерре. Но принц Конде остался напротив генерала Бека с большими пушками, провиантом и багажом. Затем он пересек реку с армией, намереваясь спасти Этерру; но половина войск еще не прошла, как он узнал, что та уже сдалась: и это вынудило его вернуться в лагерь в Мервиль, чтобы увидеть, где расположатся враги.
На следующий день пртивник разбил лагерь в Ла Горге и Эстрене (Lestrem?), двух деревнях на реке [419] Бетюн (видимо, речь о р.Лаве), в которых починили мосты для переправы. Принц Конде послал приказ маршалу де Грамону перейти обратно реку Лис с имеющимися у него войсками и присоединиться к нему; после чего они двинулись вместе, стремясь изгнать врагов с занимаемых позиций. Произошла очень интенсивная и крупная стычка, однако полностью оставшаяся за нами. Эрцгерцог и Бек были вынуждены отойти.
Принц Конде, не довольствуясь промежуточным результатом, думал о необходимости сосредоточится на основной части дела, и не было ничего важнее, чем достичь соединения с войсками генерал-лейтенанта д'Эрлака, уже вошедшими в Аррас: что было невозможно, не приблизившись к нему, и, с другой стороны, враги еще не определились с планами, в силу чего существовала опасность в оставлении реки Лис, которую они могли перейти снова и двинуться к Ипру или в сторону моря. Потому решили разделиться на две части: оставили Вилькье за рекой Лис в Мервиле, а принц Конде и маршал де Грамон расположились между Бетюном и врагами, но всё же так, чтобы враг не мог атаковать одну из двух частей, оставшуюся без поддержки другой. В то же время Вобекуру (Vaubecourt) было приказано идти на воссоединение с д'Эрлаком в Суше. Они вместе прибыли 16-го в Бетюн, где принц Конде, отправившийся им навстречу, был предупрежден оставшимся в лагере маршалом де Грамоном, что враг выдвинулся. [420] Неуверенность в том, куда направляются противники, вынуждала принца Конде поручить Вилькье послать сообщение, если они не пройдут Лис.
Что касается маршала де Грамона, то он остался на своей позиции, однако готовый идти в их сторону; принц Конде с кавалерией, Эрлак и Вобекур выступили вперед, желая убедиться, не атакуют ли Ла Бассе. Когда он был на равнине, то услышал пушечную стрельбу в Ла Бассе, означавшую, что враг идет по дороге к Этерре: но, не видя войск ниже нового канала для занятия этого места, он ясно понял, что осада Ла Бассе больше не является целью эрцгерцога.
Со всех сторон приходили различные сообщения о том, что противник хочет войти во Францию; видам Амьена, остававшийся с войсками в Аррасе, получил приказ идти к границе со стороны Гиза (60 км на восток от Амьена) и Рокруа. Вобекур с конницей и пехотой отправился на соединение с маршалом Ранцау для прикрытия со стороны моря. Никто не хотел, чтобы враги долгое время владели замком в Этерре; с вечера расположили перед ним пушки, а на следующий день был проведен штурм.
В то же время Плесси-Белльер, губернатор Ла Бассе, послал принцу Конде известие, что враги двинулись к Пон-А-Вандену, они вышли на равнину и были готовы атаковать Ланс. Принц определился моментально, и, не теряя времени, пошел прямиком на них. Войска, бывшие по эту сторону реки Лис, до [421] ночи достигли Ла Бассе; и де Вилькье с д'Эрлаком также одновременно.
Принц Конде отправился на разведку врагов, появившихся с сорока эскадронами на высоте Ланса и незамедлительно занявших это место, не сделав и ста мушкетных выстрелов; что, однако, не изменило его решения сражаться с ним, где бы он не находились. Вечером был отдан приказ о сражении, в котором для всех значилось три пункта: во-первых, следить за маршем, где конница и пехота должны быть на одной линии, и соблюдать дистанции и интервалы; во-вторых, чтобы идти в атаку только шагом; и, в-третьих, пусть враги начинают стрелять первыми.
Армия расположилась так: принц Конде взял правое крыло кавалерии, состоявшее из девяти эскадронов: его гвардии, двух гвардии Его Королевского Высочества, по одному grand-maitre, Сен-Симона, Бюсси, Штрайфа, старого д'Аркура, Божё: Вилькье - генерал-лейтенант под его руководством; полевые маршалы Нуармутье и Ла Муссэ, маркиз де Фор, боевой сержант, и кавалерией этой бригады командовал де Божё.
Левое крыло под командованием маршала Грамона включало такое же количество эскадронов, а именно: по одному карабинеров, его гвардии, по два Ла Ферте-Сеннетера, Мазарини, Грамона, один - гвардии Ла Ферте; генерал-лейтенантом был Ла Ферте, Сен-Мегрен — полевой маршал, Линвилль боевой маршал (сержант ?), и граф де Лиллебон командовал [422] кавалерией этой бригады.
Первая линия пехоты между этими двумя крыльями состояла из двух батальонов французских гвардейцев, швейцарцев и шотландцев и полков Пикардии и Его Королевского Высочества, эти под началом де Персана и д'Эрлака. Пушки находились во главе пехоты.
Шесть эскадронов жандармов, один из рот короля, по одиному - королевы, принца Конде, герцога де Лонгвиля, принца Конти, один из легкой кавалерии Его Королевского Высочества и один - герцога Энгиена поддерживали пехоту; и этими силами первой линии командовал Шатийон, генерал-лейтенант; и боевые сержанты Виллемель и Борегар. Второй линией кавалерии командовал Арно, полевой маршал, и она была составлена из восьми эскадронов: одного Арно, двух Шаппа, одного Кудре, одного Зальбриха, одного - видама, двух - Виллета.
Вторая линия левого крыла под командованием Плесси-Белльера, полевого маршала, состояла из семи эскадронов: одного - Роклора, по одному Жевра и Лиллебона, двух - Нуарльё, по одному - Мейля и Шамеро.
Вторая линия пехоты состояла из пяти батальонов: одного - королевы с тремя сотнями человек из гарнизона Ла Бассе, французов Эрлака и Расильи, итальянцев Мазарини, по одному Конде и Конти.
Резервный корпус состоял из шести эскадронов: одного Рювиньи, одного Сиро, трех Эрлака и одного Фабри; им командовали Эрлак, генерал-лейтенант, и полевой маршал Расильи. [422] Выступили 19 августа на рассвете в таком порядке, думая встретить врага в том месте, где накануне заметили его сорок эскадронов: но чрезвычайно удивились, когда, пройдя за указанный пост, увидели все силы врага, размещенные к сражению, а именно, правое крыло, состоящее из испанских войск расположилось под Лансом, захваченным ими предыдущей ночью, где имея перед собой овраги и затопленные канавы, пехота окопалась естественным образом в небольших зарослях; а левое крыло, состоящее из кавалерии герцога Лотарингии - на холме, перед которым был сложный рельеф.
Армия короля появилась перед противниками, и принц Конде признал, что, если он не хочет, чтобы его с удовольствием поколотили при дворе, не следует думать о нападении на них при такой выгодной занимаемой ими позиции. Потому он просто стоял перед врагом; и весь день провели в мелких стычках и орудийной перестрелке.
На следующий день принц увидел, что там, где он находился не было ни еды, ни воды, и решил идти к Не (Neux-le-Mines, 5 км южнее Бетюна), деревне в двух лье от места, чтобы доставить провизию из Бетюна и тем самым быть в состоянии следовать за врагами, куда бы те ни пошли: и, так как он хотел показать желание сражаться и отсутствие страха, он выступил из лагеря в дневное время.
Резервный корпус начинал движение, авангард [424] — за ним, вторая линия последовала за первой, в том же порядке и с той же дистанцией, как и накануне: но, так как принц Конде оставил в арьергарде десять эскадронов, возглавляемых Вилькье и Нуармутье, слишком далеко от своей линии, генерал Бек воспользовался этим, как опытный капитан, и с помощью кавалерии Лотарингии привел их в большой беспорядок. Бранка, местре-де-камп, со сломанной рукой попал в плен, и много младших офицеров и кавалеристов были убиты или пленены, а принцу Конде помогла удача: потому что преодолеть своим присутствием наблюдаемое смятение он был не в силах, как и помешать ему, поскольку страх его войск был велик, и он продолжал длительное время находиться со шпагой в почках (удирал); но у него была хорошая лошадь, без которой он не избежал бы участи своего пажа, раненого и захваченного за его спиной.
Генерал Бек, раздувшись от этого маленького успеха и природной гордости от только что достигнутого, уверовал, что должен увеличить только что выигранное преимущество, и, присоединив к этому немецкое бахвальство, стал презирать наши войска и отправил эрцгерцогу и графу Фуэнсалданье депешу о необходимости двигаться быстрее, уверяя их, что нет никакой разницы между боем и победой над нашей армией. В то время, как наши войска собирались в панике бежать, капитан охраны маршала де Грамона явился сообщить, что увидел крыло принца Конде в большой растерянности и собиравшееся делать движение [425] не обещающее ничего хорошего: это заставило маршала развернуться всеми своими войсками и отправиться в сражение, оставив позади эскадронов, шедших вместе с батальонами, маленькие отряды из тридцати стрелков на тот случай, если враг пожелает их преследовать.
Итак, он отправился на полной скорости к крылу принца Конде, который сказал ему, охваченный горем, обнимая его, что его собственный полк, во главе которого он находился, отступил о позором, и почти ничего от него не осталось: все были или мертвы, или захвачены в плен. Разговор их был очень короткий, потому что, видя врагов, собравшихся вместе и уже выставивших свою пехоту и пушки, они решили дать сражение на этом месте, зная очень хорошо, что в таких случаях это не является ни разумным, ни мудрым решением.
Принц Конде только умолял маршала де Грамона дать ему время, чтобы его вторая линия перешла на позицию первой, потому что он находил ту настолько напуганной, что она будет наверняка разбита, если он пошлет ее в бой вторично. И это являлось следствием его присутствия духа и прекрасного знания людей, что всегда ставило его выше других в самых опасных случаях; потому что он представлял себе все, что нужно сделать в данный момент.
Это был редкий гений войны, один на сто тысяч.
Маршал де Грамон оставил принца Конде, чтобы вернуться на свой фланг; и, находясь во главе [426] войск, сказал, обращаясь к ним, что это сражение решающее; он взывал их помнить о прежней доблести и об их долге перед королем, а также о надлежащем исполении отданных приказов; что предстоящие действие настолько важно, учитывая нынешнее состояние дел, что дОлжно победить или умереть, и он покажет им пример, первым бросивщись на эскадрон врагов, противостоящий его собственному.
В ответ на короткое и патетическое обращение к солдатам вся пехота бросила с криками радости шляпы в воздух; кавалерия вложила мечи в руки, и все трубы звучали фанфарами с невыразимой радостью. Принц Конде и маршал де Грамон обнялись нежно, и каждый думал о своей задаче. К крылу под командованием маршала де Грамона примыкала небольшая деревня, нарушавшая почти все его порядки: это заставило его три раза провести маневр, чтобы дойти до линии принца Конде, выйдя немного влево, сделать поворот на четверть, провести преобразование в построении своих войск, а затем пройти через высоту; после чего он повернул направо, и вернулся в сражение. Этот маневр был неудобным и наиболее опасным в присутствии настороженного врага, но не было способа обойтись без него.
Наконец, увидев, что места достаточно, он пошел прямо на противника в такой тишине (нечто необычное для французов), что на протяжении всего его крыла было слышно, как он говорил.
Маршалу де Грамону противостояли войска Испании [427]; потому что они были справа, а он слева, они находились против него: граф Бюокуа во главе первой линии, а принц де Линь командовал второй. Они разместились на небольшой возвышенности; и, можно сказать, что это была дуэль, а не битва, и каждый эскадрон и батальон имели своего противника. Враги строго держались преимуществ своей высоты, стоя на пять или шесть шагов позади, поэтому наши эскадроны, атакуя, должны были ломать строй, а их оставались в порядке. У них не было в руках мечей; но, поскольку испанские кирасиры во Фландрии носят мушкеты, они упирали их в бедро, как копья.
В двадцати шагах от них маршал де Грамон подал команду атаковать, предупредив войска, что они должны перетерпеть яростный залп; но после этого он пообещал им возможность хорошего рывка на врагов. Это было настолько близко и так страшно, что, казалось, ад разверзся: значительное число офицеров, командовавших войсками, были среди погибших или раненых; но можно также сказать, что обратное движение стоило заутрени, поскольку потом наши эскадроны столкнулись с сопротивлением практически нулевым. Немного, кто остался цел, и было множество убитых.
Вторая их линия пришла поддержать первую; но, жестко встреченная нами, не устояла и была сломлена. Наша пехота также имела преимущество над их, мы потеряли несколько человек, кроме полка гвардии, атакованного с фланга несколькими эскадронами и потерявшего [428] убитыми шесть капитанов и многих офицеров.
Резервный корпус под командованием Эрлака прекрасно поддерживал крыло принца Конде, одолевшее со своей стороны первую и вторую линии противника после десятка атак, проведенных им лично, совершив действия, достойные его доблести и способностей, так хорошо всем известных.
Никогда не видели более полной победы: генерал Бек был смертельно ранен, и взяты в плен принц де Линь, генерал кавалерии, все главные немецкие офицеры, все испанские и итальянские местре-де-камп, тридцать восемь пушек, их лодки и понтоны, и весь обоз.
Сражение было выиграно полностью, когда маршал де Грамон стал перестраивать свои эскадроны, находившиеся из-за атак в легком беспорядке, и один из бежавших врагов в это время напал на него; и он был бы захвачен или убит, если бы не потеряли трамонтан (растерялись), поскольку он оказался посреди них. Однако один из его адъютантов был убит рядом с ним: приключение, которое не может не иметь своей необычности.
Как два крыла победы, принц и маршал объединились за Лансом, все еще держа шпаги в руках. Принц подъехал в маршалу, чтобы обнять его и поздравить с тем, что он сделал; это привело к такой яростный схватке между двумя их лошадями, которые ранее были покладистыми, как мулы, что они чуть не съели друг друга, [429] разгоряченные боем, подвергнув тем самым жизни своих хозяев большей угрозе, чем во время боя.
Число пленных достигало пяти тысяч, и, так как было необходимо отправить их во Францию под конвоем, для сопровождения такого большого количества людей был отдан приказ Вилькье следовать с двумя полками кавалерии и одним пехоты: в результате чего армия разместилась неподалеку от поля боя на семь или восемь дней, ожидая возвращения этих войск, и наши артиллерийские лошади совершили несколько поездок в Аррас и Ла Бассе с большим количеством трофеев.
После чего армия вернулась за реку Лис в Этерру, и принц Конде отдал приказ маршалу Ранцау воспользоваться благоприятной ситуацией и атаковать Верне, чрезвычайно важный для связи с Ипром и Дюнкерком; но маршал, хотя имел достаточно войск для осады, постоянно сетовал на трудности, так что принц, устав от постоянных отговорок немца, решил пойти сам; и, оставив маршала Грамона в Этерре, он закончил осаду Верне в течение нескольких дней, получив мушкетную пулю в поясницу, пронзившую его колет, но не причинив вреда, оставив только очень большой синяк.
Удивительные и неожиданные революции в Париже заставили уехать ко двору, и маршал де Грамон, перейдя реку и прибыв в лагерь возле Бетюна, получил письмо от кардинала Мазарини, в котором тот велел ему срочно вернуться [430] к королю, приведя с собой французскую и швейцарскую гвардию, роту жандармов и легкую гвардейскую кавалерию.
Он оставил армию на генерал-лейтенантов и прибыл в Сен-Жермен за три дня до того, как король представил декларацию 1648 г. (), которая дала так много, говоря не только о Франции, но и о всей Европе, и которая также плохо соблюдалась.
Годы 1649 - 1654
Я здесь не буду говорить ни о чем выходящим за рамки предложенного сюжета: ни о баррикадах Парижа, ни о партии Фронды или бегстве принцев, ни о чем-либо произошедшем в королевстве во время смуты с 49 по 54 г.г.
Скажу только, возвращаясь к маршалу де Грамону, что кардинал Мазарини, его близкий друг, всегда знавший о его рвении и привязанности службе государству и своему господину, доверил ему короля, когда на следующий день после праздника королей в отеле де Грамон он явился в полночь в Королевский дворец за королем, королевой и братом короля, дабы сопровождать их в замок Сен Жермен (отвечая как за секретность, так и за порядок); и в то время, как большинство знатнейших сеньоров заняли позицию вопреки своему долгу, маршал де Грамон постоянно оставался с Их Величествами, как единственный человек, достойный их доверия, [431] неспособный сделать что-либо против своей чести и службы королю.
Об этом достаточно красноречиво свидетельствует его поведение с принцем Конде, с которым он порвал, увидев, что тот, к сожалению, принял участие в партии вопреки своему долгу и отступил в Гиень с армией Испании под командованием Батвиля.
Принц Конде и все заговорщики неоднократно просили его остаться с ним, учитывая тесную дружбу, которая была между ними на протяжении многих лет, и не существовало ничего, на что он не мог бы претендовать или ожидать от него, если бы пожелал примкнуть к его партии, заставив Байонну и Беарн последовать примеру Гиени.
Маршал де Грамон отверг подобные предложения со всем присущим ему достоинством, дав понять кардиналу насколько ему важно для службы королю на время покинуть Двор и отправиться в свои губернаторства, где его присутствие стало абсолютно необходимо для предотвращения их следования дурному примеру Бордо и Гиени; потому что, если бы испанскуие силы взяли Байонну и Сен-Жан-Пье-де-Пор, им ничто не смогло помешать взаимодействовать по суше с принцем, к тому моменту уже хозяином Гиени, и король рисковал потерять всю Францию.
Это было так: можно также сказать, что кардинал, чьи взгляды были очень широкими, без труда позволил убедить себя; и, зная все последствия и неизбежность угрозы государству, он умолял маршала де Грамона отправиться в Байонну как можно скорее, [432], так как это был ключ к королевству, и от него зависело спасение монархии и королевского величия.
Принц Конде, принц Конти, мадам де Лонгвиль, Батвиль, испанский генерал, и все сторонники Лиги находились в Бордо: имелись определенные сведения, что маршал де Грамон собирается Байонну, но он остался непреклонным в отношении к предложений, сделанных ему принцем Конде. Тогда на совете в ратуше после долгих размышлений о том, что следует предпринять против маршала де Грамона, пришли к выводу о необходимости избавиться от него и сбросить его в Гаронну: это показалось принцу ужасным, и он не согласился.
Решение Лиги, вопреки мнению принца, готовились исполнить и исполнили бы, но советник парламента Бордо по имени Лашез, предупрежденный вечером о решении в ратуше относительно маршала де Грамона и будучи привязан к нему как отец к сыну, взял лодку и отправился в Блай [Blaye, на эстуарии Гаронны], куда и прибыл через три часа с ветром и приливом как раз, когда маршал приготовился выехать в Бордо.
Он рассказал ему обо всем произошедшем в зале Совета, заявив, что если он не хочет умереть, будучи совершенно беспомощным, то должен избегать Бордо. Маршал принял уведомление к сведению и добрался, не входя в Бордо, до Лангона, откуда через Ланды счастливо прибыл в Байонну.
Только появившись там, он успокоил всю границу, [433], которая бурлила, и удержал дворянство Беарна и людей этой провинции, Байонну и басков в повиновении королю: это сильно помешало планам, которые принц согласовал с испанцами, и лишило их сообщения по суше. Байонна и Беарн остались верны, поставки по морю в Бордо находились в очень ненадежном состоянии и требовали огромных затрат, и от них отказались в ближайшее же время.
Граф д'Аркур явился с армией в Гиень, победил несколько раз войска принца, и тот, наконец, вынужден был вернуться в Париж, откуда после битвы в предместье Сен-Антуан уехал во Фландрию и пошел на соглашение с королем Испании.
Беспорядки в Гиени затихли, Бордо вернулся к повиновению, маршалу де Грамону было приказано вернуться ко двору, где он оставался рядом с королем и кардиналом, который, наконец, после всех несчастий, случившихся с ним, будучи вынужденым покинуть Францию, вернулся с триумфом вопреки своим врагам и с большей властью в государстве, чем когда-либо была у его предшественника кардинала Ришелье, и которую он сохранял вплоть до самой смерти.
Маршал, всегда горячо служивший кардиналу во время его изгнания, остался его верным другом: он также был хорошо вознагражден, так как благодарность кардинала была огромной.
[434] Баррикады Парижа закончилась, Фронда полностью завершилась, в королевстве наслаждались миром, и кардинал Мазарини, действуя исключительно в интересах власти короля, приложил все усилия для успешного завершения войны во Фландрии и в Италии, продолжавшейся в течение многих лет.
Страницы по теме:
Маршал де Грамон
