page

   

О предполагаемом савойском браке Людовика XIV и подготовке посольства в Мадрид для заключения брака между королем Франции и инфантой Испании

   

Год 1659

   

Мирный договор между двумя коронами был согласован во время переговоров дона Антонио Пиментеля и кардинала Мазарини, проводившихся с обеих сторон со всей страстью, но о которых очень мало известно (то, что произошло между ними, было чрезвычайно секретно), тем не менее, у нас и у них было достаточно желания пойти на этот мир и на брак инфанты с королем, потому возникла необходимость, чтобы Его Величество отправил Чрезвычайного посла.

При дворе сразу разнесся [39] слух, что эту миссию доверят маршалу де Грамону, и иностранные газеты напечатали это.

Тем не менее, кардинал вовсе не говорил с ним и отпустил в мае 1659 года в его губернаторства, не сказав о том ни слова, поскольку подобное вовсе не являлось его первым намерением, предпочтительнее было послать герцога де Меркера или графа де Суассона, женившихся на его племянницах и расценивавшихся им в качестве наибоее подходящих кандидатур для такого рода поручения.

Но прежде, чем отправиться дальше, я не могу не коснуться некоторых деталей того, как Богу было угодно осуществить то, что впоследствии так счастливо свершились, и мир, и брак: и те, кто наблюдал эти вещи вблизи, и те, кто услышат об этом, согласятся, что это заслуга Всевышнего, который, устав наказывать Францию и Испанию посредством бедствий длительной войны, заставил выпасть из рук оружие, хотя, казалось ничто не способно его остановить.

Ужасное состояние, в котором находились в то время дела короля Испании, заставили его желать мира; но средства достижения этого совершенно противоречили его намерениям.

Со стороны испанцев было оскорбление кардинала Мазарини, недоверие и пренебрежение его словам. Предложения, сделанные маршалом де Грамоном [40] и М.де Лионном от имени короля коллегии курфюрстов во время Франкфуртского съезда, чтобы принять выборщиков в качестве арбитров мира, та власть, которой Его Величеству было угодно наделить своих послов при посредничестве Папы и посла Венеции, были восприняты графом Пенерандой чистыми иллюзиями и грубыми лазейками для затягивания избрания Императора и лишиения его средств для помощи Фландрии, чтобы мы смогли продолжить там наше продвижение.

Более того, те, кто предпринимал попытки начать любые переговоры, такие как дон Гаспар-Бонифас и монах-францисканец, верили, что оказывают услугу дону Луису де Харо и казались весьма проницательными, сообщая ему, что обнаружили в уме кардинала Мазарини больше хитрости, чем искренности.

Только граф Фуэнсалданья всегда сохранял убеждение, что кардинал не был так уж далек от стремления к миру, и что в его же собственных интересах он должен желать его. И поскольку дон Луис был полностью уверен в нем, то он отправил его в Милан для консультаций о том, что, по его мнению, следует предпринять.

Граф предложил ему отправить к кардиналу дона Антонио Пиментеля, уверяя, что тот найдет в его голове настроения сильно отличающиеся от тех, которые ему приписывают. Дон Луис после тщательного рассмотрения мнения Фуэнсальданьи решил ему последовать, и сразу же отправил курьера к Пиментелю, уже прибывшему в Мериду, напавляясь в Португалию, с приказом вернуться в Мадрид, чтобы откланяться [41] королю Испании и получить необходимые поручения для начала переговоров о мире и браке.

Данные шаги предприняли вовремя; потому что случись некоторые задержки в движении, и он нашел бы короля женатым в Лионе на принцессе Маргарите Савойской, которую ее мать, королевская принцесса [Кристина, дочь Генриха IV], привезла туда с этой целью [поздней осенью 1658].

Король почти заставил кардинала совершить эту поездку, которая не была тому по душе и стала возможна не без насилия над его волей: потому как принцесса не отличалась большой миловидностью, он справедливо опасался, что ее лицо шокирует короля, и он не пожелает на ней жениться, а мадам Руаяль [старшая на тот момент дочь короля Генриха IV], приехавшая в надежде на устройство брака, увидев его разочарование, сочтет это публичным оскорблением для всего Савойского дома, чего удалось бы избежать, если бы король не покинул Париж и, следовательно, не пришел к такому мнению и не унизил подобным образом дом, на протяжении всей войны остававшийся твердо привязанным к альянсу и в интересах Франции.

Аргументация кардинала был простой и разумной; но дело оказалось совсем не таким, как он боялся и представлял: поскольку король, отправившись навстречу принцессе, увидел ее, вернулся галопом к королеве, следовавшей за ним, заявив, что она сильно ему по вкусу; и, заняв место рядом с дверцей ее кареты, сопровождал ее всю дорогу [42] с непринужденностью и уверенностью такой необыкновенной, что все самые недоверчивые придворные больше не сомневались, что она скоро станет их королевой.

Но на самом деле они очень скоро поменяли мнение; Пиментель, приехав в тот же вечер в Лион, обрисовал свое поручение кардиналу, и был доставлен тайно к королеве, где находился король, которому он озвучил добрые намерения Его Католического Величества.

Маргарита-Иоланда Савойская

Маргарита-Иоланда Савойская
(1635 - 1663)

Можно судить о радости королевы по ее отвращению не только к савойскому браку, но и ко всем, кроме ее племянницы, и страсти были так сильны, что она скрывала их с трудом, и на следующий день картина сильно изменилась.

Мадам Руаяль явилась; и король, после всего рвения выказанного накануне, не смотрел и не говорил с ее дочерью. Королева аплодировала насмешекам над ее крайним уродством; и герцог Савойский, приехавший на следующий день, получил от короля чрезвычайно сухой прием.

Это быстрое и неожиданное изменение открыло глаза заинтересованным лицам и придворным, привыкшим все подмечать. Иными словами, проникнув за короткое время в самое сокровенное, происходящее в кабинете, из небольшого количества света, доходящего до них, они вскоре сделали вывод, что прибыл инкогнито некий посланник из Испании, и знали через двадцать четыре, что именно Пиментель обеспокоил и встревожил всех столь внезапно.

Кардинал отправился к мадам Руаяль, и сказал ей, что не хотел ни обманывать ее, ни льстить, но [43] он потерпит неудачу в своем служении королю и государству, если не примет с радостью и распростертыми объятиями предложения, сделанные ему королем Испании. Мадам Руаяль разрыдалась, жалуясь без необходимости всем и вся.

Герцог Савойский отбыл в Турин, его мать вскоре последовала за ним: желая смягчить хоть как-то ее сильную боль, король дал ей бумагу, подписанную им и четырьмя государственными секретарями, о том, что Его Величество обещает жениться на принцессе, ее дочери, если он не женится на инфанте; ей пришлось заплатить плохой монетой, если нет возможности лучшей.

Двор возвратился в Париж. Пиментель получил необходимые полномочия от Испании; и 4 июня статьи мирного договора были подписаны кардиналом Мазарини и упомянутым Пиментелем. Король выехал в Фонтенбло, а кардинал направился в Сен-Жан-де-Люз. Прибыв в Пуатье, Пиментель получил испанскую ратификацию договора, подписанного в Париже. Наконец, после нескольких широко известных конференций с доном Луисом на острове Фазанов, преодолев трудности по статье, касающейся г-на принца [Конде], вызывавшей наибольшее смущение, кардинал велел маршалу де Грамону, выбранному для этого королем, отправиться в Мадрид, чтобы испросить от его имени у короля Испании руки инфанты, его дочери.

Он тогда сказал ему, что его персону предпочли любой другой для самого почетного дела, которое король мог поручить одному из своих подданных. Маршал выразил ему все благодарности [44] в связи со этим свидетельством уважения и доверия: но его удивление было чрезвычайным, потому что на подготовку столь блестящего путешествия кардинал давал ему только две недели, сказав, что он должен проделать путь на мулах, не имея никакого другого более удобного способа для человека, привыкшего ездить с многочисленными слугами; время было на исходе, так что он не мог поступить иначе; было согласовано между ним и доном Луисом, что Его Католическое Величество даст ему свои кареты и лакеев, чтобы прислуживать.

Маршал считал, что будет большой вред достоинству короля, если после долгой войны посол, собирающийся просить руки, появится в Мадриде, объявляя мир и брак инфанты, без поезда и свиты, и что есть разница между совершением дела с пышностью, требуемой в таком случае (поскольку время не позволяло этого), или нелепым появлением при гордом и великолепном дворе, полагающим себя превосходящим всех других и бесконечно долго не видевшем у себя французов; но он надеется выбраться из всего этого с честью.

Он тут же отправил в Париж одного за другим несколько курьеров, чтобы доставить необходимые вещи для себя и ливреи слугам, желая появиться со всем блеском.

Трудности, встретившиеся в таком большом деле, как дать мир Европе, предоставили ему еще несколько дней на подготовку: но он отбыл после прощания с Его Высокопреосвященством и доном [45] Луисом, когда все наладилось, и отправился спать в Ирун, чтобы оттуда продолжить свое путешествие, но получил приказ от кардинала срочно вернуться в Сен Жан-де-Люз, а не выступать с первой партией своих людей, как было им решено раньше.

Причиной задержки явилось письмо, переданное дону Луису для включения в статьи мирного договора сторонниками принца Конде. Оно было составлено в терминах, которые кардинал признал неподходящими для достоинства короля, но за две конференции с доном Луисом этот вопрос урегулировали, и маршал де Грамон продолжил свое путешествие в Мадрид.

   

Страницы по теме:
Испанское посольство

   

lorem

© Nataki
НАЗАД