page

   

Жорж Монгредьян "Большой дебош в Руасси"

Mercure de France, 1 octobre 1950

   

Жорж Адольф Марсель Монгредьян (19 августа 1901, Париж — 15 ноября 1980, Бри-сюр-Марн) — французский историк, специалист по литератуте, театру и обществу Франции XVII в.

   

Последние годы министерства Мазарини знаменуют собою время, когда юная придворная знать отличалась весьма распутными нравами. Гастон Орлеанский, окруженный подозрительными фаворитами, придерживался своего «нечестивого совета»; сам молодой король, будучи двадцати лет от роду, пробирался через водосток в комнаты фрейлин королевы. Достаточно почитать Таллемана де Рео, чтобы увидеть, каким излишествам предавалась беззастенчивая «золотая молодежь». Эта эпоха - эпоха «la bonne régence», как позднее назвал ее Сент-Эвремон, - снисходительна ко многим безумствам, оправданием которым служила лишь крайняя молодость виновных.

Однако есть «дело», вышедшее за все допустимые рамки и вызвавшее публичный скандал при дворе, несмотря на все сложности с затрагиванием проблем морали: это дебош в Руасси, обстоятельства которого и детали остались в значительной степени неясными.

Мадам де Моттвиль, одна из лучших среди летописцев Двора, упоминает об этом деле, но с осторожностью относится к фактам: «На следующей святой неделе (1659 г.) группа придворной молодежи отправилась в Руасси на святые дни. Среди них находились граф де Вивонн, зять мадам де Месм, которой принадлежал дом (1); Манчини, племянник министра; Маникан и некоторые другие. Их обвинили в том, что они исключительно по причине беспутства выбрали это время, чтобы заняться каким-нибудь непотребством, и наименьшим из их грехов стало поедание мяса в Страстную пятницу; им вменили совершение ряда кощунственных поступков, недостойных не только христиан, но даже просто разумных людей (2)»

   

[1] - Это замок Руасси-ан-Бри (Сена и Марна), местность, которую не следует путать с Руасси-ан-Франс возле Гонесса (Сена и Уаза)(Примечание автора) - см. Комментарий после окончания статьи.

[2] - Mme de Motteville, Mémoires, éd. Riaux. Paris, 1855, IV, 148.

   

По словам мадам де Моттвиль, королева, поставленная в известность, выказала большое недовольство; молодой капеллан короля аббат Ле Камю был изгнан «за то, что имел дела с такими распутными людьми, хоть и не находился с ними в те дни, когда все произошло». Мазарини, со своей стороны, сослал своего племянника, «простив всех остальных, и они были свободны после суровых выговоров, зачитанных им королем». Мы увидим, что по этим вопросам м-м де Моттвиль противоречит другим мемуаристам. Ги Патен подтверждает изгнание Манчини и аббата Ле Камю и приписывает скрытые политические мотивы своему врагу Мазарини, что кажется очень маловероятным: «Его Высокопреосвященство отправил своего племянника М.Манчини под охраной шести стрелков в Бриссак в наказание за некоторые нечестия и вольности, произнесенные им во время Страстной недели против религии вместе с графом де Вивонном, королевским капелланом по имени Ле Камю, который также был изгнан, и другими придворными; и он находится под арестом. Некоторые подозревают, что это все уловки, и он там держит Бриссак для своего дяди (3)

Дело должно было представляться достаточно серьезным, чтобы королева возмутилась, а кардинал сурово наказал своего племянника. Несомненно, принятые меры в совокупности с фактами, по которым необходимо было избегать уточнения и раскрытия, вызывали различные толкования. Бушевали фантазии, нашептывались отвратительные детали, безусловно превосходившие действительность: «Люди, все преувеличивая, заботясь более о выдумке, чем о реальности, вскоре решили для себя, что произошло в Руасси. Сначала говорили, что там крестили лягушек, а потом перешли к молочному поросенку; другие, зайдя в своих измышлениях еще дальше, заявляли, что там убили человека и съели его бедро; наконец, почти не было нелепицы не удостоенной упоминания. (4)»

   

[3] - Guy Patin, Lettres, éd. Réveillé-Parise. Paris, 1846, III, 132, lettre à Falconet dai 1659.

[4] - Bussy-Rabutin, Mémoires, éd. L, Lalanne, Paris, 1857, II, 92

   

Бюсси-Рабютен, сообщивший нам об этих необычных слухах, имел все основания понимать, чего следует ожидать. Хотя, будучи почти на двадцать лет старше молодой сумасшедшей банды в Руасси, он дал втянуть себя в эту историю. Он оставил нам два рассказа о случившемся: один в знаменитой Histoire amoureuse des Gaules, опубликованной без его согласия мадам де Ла Бом в 1665 году и вызвавшей скандал, другой - в своих Мемуарах, написанных несколькими годами позднее (5). Очевидно, что летописец галантного двора оправдывал своих сообщников в стремлении оправдать вместе с ними самого себя, сводя приключение к чрезмерно обильной возлияниями трапезе.

Эти два рассказа Бюсси сильно отличаются друг от друга. Вот какова его версия, изложенная в Мемуарах.

Главным виновником назван Вивонн, молодой «шут», очень любящий двусмысленность, хвастливый и беспринципный в отношении морали, который позднее, благодаря влиянию своей сестры м-м де Монтеспан, добился маршальского жезла. Тогда он был первым дворянином королевских покоев и очень ценился молодым Людовиком XIV за свой веселый нрав. Решив поехать и провести пасхальные праздники, выпавшие в этом 1659 году на 13 апреля, в своем замке в Руасси, он позвал туда Манчини, племянника Мазарини, и аббата Ле Камю. Два дня спустя граф де Гиш и Маникан, два развеселых друга, которым вскоре предстояло сыграть важную роль в галантных интригах вокруг Генриетты Английской, присоединились к Вивонну и его друзьям в Руасси. Они прихватили с собой молодого шевалье де Кавуа, лейтенанта гвардейского полка. Это было в четверг.

На следующий день рано утром Манчини и аббат Ле Камю уехали в Париж. Именно тогда Вивонн отправил Бюсси записку с приглашением присоединиться к веселой компании. Бюсси прибыл в Руасси днем. Сразу отметим, что данная версия событий, подтверждающая показания м-м де Моттвиль, делает невозможным любой скандал вокруг аббата Ле Камю по поводу Страстной пятницы, поскольку он вернулся в Париж утром. Бюсси и его друзья послали за четырьмя королевскими скрипками, чтобы сделать свое времяпрепровождение более приятным, а днем отправились охотиться за зайцем. Бюсси, не любивший охоту, вернулся в Руасси раньше остальных. Через некоторое время после возвращения он стал свидетелем прибытия графа де Гиша и его неразлучного Маникана, ведущих «человека за узду его коня, как военнопленного».

Тот был одет в черное и выглядел довольно пожилым и приятным. Казалось, он, слыша насмешки, смирился с безумием своих провожатых. Это был М.Шантеро, поверенный (прокурор) кардинала Мазарини. Бюсси извинился перед ним за дерзость двух друзей; прокурор ответил, что он «понял желание молодежи повеселиться и потому решил не сердиться». Обильно накормленный, как и его конь, «пленник» был освобожден.

После этого случая «скрипки возобновили игру до начала ужина, который провели весело, но без распутства». После концерта в парке все легли спать; на следующий день, в субботу, встали очень поздно и поехали кататься в открытом экипаже. «Поскольку нам не терпелось поесть мясо, мы захотели устроить медианоче (medianoche). Эта трапеза была не такой трезвой, как другие: мы изрядно напились и примерно через три часа после полуночи легли спать. Мы встали в одиннадцать часов утра в день Пасхи и слушали мессу в часовне замка; мы поужинали и вернулись в Париж, где при въезде в город каждый отправился своей дорогой.»

Два дня спустя Вивонн позвал Бюсси в отель д'Аво и сообщил ему, что по возвращении в Фонтенбло король встретил его с кислой миной, и «что аббат Ле Камю сказал ему о рассмотрении дела Руасси, и в результате их обоих прогонят».

Такова первая версия Бюсси-Рабютена, версия «Мемуаров», оспаривать которую он и не собирался. Все сводится, как видим, к веселой вечеринке в деревне. Из этой истории следует два важных факта:
1. Аббат Ле Камю уехал к моменту прибытия Бюсси; поэтому не может быть и речи о распутстве или нечестии, совершаемых совместно;
2. «Поимка» М. Шантеро, довольно безобидная шутка, могла объяснить гнев его хозяина кардинала.

По крайней мере, во всем этом нет ничего, что могло бы хоть в малейшей степени послужить поводом и для скандала при дворе, и для применения суровых мер наказания.

Другая версия рассказа Бюсси, совсем несхожая, находящаяся в Histoire amoureuse des Gaules, я повторяю, была опубликована без ведома автора. Последний уверяет нас, что мадам де Ла Бом, которой он передал рассказ, соответствующий его «Мемуарам», сделала из него «рассказ в его стиле, который и распространила повсюду». Мы увидим, что эта версия, от которой отказывается Бюсси и к которой мадам де Ла Бом, возможно, добавила некоторые выдуманные детали, очень отличается от первой и заметно более серьезна и опасна.

Начало истории похоже во всех отношениях, за исключением того, что шевалье де Кавуа больше не фигурирует. По прибытии Гиша и Маникана аббат Ле Камю, «зная об их несдержанности», решил уехать в Париж вместе с Манчини. Как и в первой версии, Вивонн призывает Бюсси, умоляя его «оставить на время мирскую суету и присоединиться к ним, не отвлекаясь от мыслей о вечном». Приезжает Бюсси; но это дело уже вовсе не о забавных приключениях М.де Шантеро, а, по иронии судьбы, о прощении и спасении, дело совершенно неожиданное для людей, о которых мы можем сказать что, по крайней мере, вечность не входила в число постоянных объектов их забот.

Вот что сообщает «Histoire amoureuse des Gaules»: «Итак Бюсси, получив записку от Вивонна, немедленно сел на лошадь и пустился в путь; он нашел своих друзей весьма склонными развлекаться, и он, обычно не нарушавший праздника, полностью включился в веселье. Обращаясь к ним, он сказал: «Я очень рад, друзья мои, что вы удалились от этого мира; для достижения спасения в суете двора требуется особое Божье расположение; честолюбие, зависть, злословие, любовь и тысяча других страстей обычно приводят даже самых лучших от рождения людей к таким злодеяниям, на которые они не способны в подобном уединении. Итак, спасем же друг друга, друзья мои, и поскольку, чтобы угодить Богу, нет необходимости стенать или голодать, давайте, мои дорогие, хорошенько поужинаем».

«Проведя часть ночи в этих деревенских развлечениях, решили отправиться отдохнуть; и каждый удалился в большом удовлетворении, отмечая успехи в достижении благочестия. На следующий день Вивонн и Бюсси, встав раньше остальных, пошли в комнату Маникана; но, не найдя его, отправились в комнату графа де Гиша, с которым обнаружили того в постели. Вы видите, друзья мои, - сказал им Маникан, - что я пытаюсь воспользоваться тем, что вы вчера сказали о презрении к миру; я уже многого добился в пренебрежении одной его половиной и, надеюсь, вскоре перестану думать о другой. - Зачастую одной и той же цели достигают различными путями, - ответил Бюсси,- что касается меня, я не осуждаю ваши методы, каждый спасается, как ему заблагорассудится; но я не выберу ваш путь для достижения блаженства. - Я удивлен, - заметил Маникан, - вашим словам и тому, что мадам де Севинье не обратила вас...»

Сам тон рассказа существенно отличается от предыдущего; на этот раз мы можем ощутить твердое желание посмеяться над моралью и показать сильную привязанность, которая уже внушает определенные подозрения. Кроме того, упоминаются сатирические куплеты, сочиненные четырьмя друзьями. Эти стихи утеряны. В некоторых более поздних изданиях Histoire amoureuse des Gaules в этом месте были вставлены непристойные Аллилуйи, в которых фигурировали король, Мария Манчини, королева, Месье, кардинал и некоторые другие важные фигуры двора. Эти оскорбительные двустишья, скорее всего, апокрифы. Хотелось бы узнать, что получилось в результате совместного остроумия Вивонна, Гиша, Маникана и Бюсси. По прошествии тридцати с лишним лет, когда дьявол превратился в отшельника, Бюсси-Рабютен все еще говорил об этом и выказывал раскаяние, которое, возможно, было не совсем искренним. Вот что он написал своей кузине мадам де Севинье 17 апреля 1692 года: «Скажу вам, что я только что сделал версию пасхального гимна filii et filiae, ибо я не всегда вольнодумец. Вивон, граф де Гиш, Маникан и я однажды сочинили Аллилуйи в Руасси, не получившие одобрения; потому всех четверых нас прогнали. Я задолжал это покаяние за своих друзей и за себя Богу и миру (6)

Даже в версии, за которую Бюсси-Рабютен перекладывает ответственность на мадам де Ла Бом, и которая в конце концов содержит только несколько малопочтительных слов и явный намек на скверные нравы графа де Гиша и Маникана, не было повода для скандала.

И все же скандал разразился; Вивонн, как мы видели, был сослан в Руасси; Бюсси вполне мог уточнить, что Вивонн способствовал страсти короля к Марии Манчини, неодобряемой Мазарини, но этого недостаточно, чтобы оправдать изгнание первого дворянина королевских покоев; Манчини был отправлен в Бриссак; аббат Ле Камю в Мо и Бюсси в свою родную Бургундию, ради которой он покинул Париж 28 июля, в тот самый день, когда двор отправился в большое путешествие к Пиренеям, из которого Людовик XIV должен был вернуться женатым человеком.

Это изгнание продолжалось недолго; в следующем году отец Ле Камю снова проповедовал при дворе. Это правда, что забвению несомненно поспособствовала смерть Мазарини, о котором Манчини произнес похоронную речь: «Слава Богу, он сдох!»

Как бы то ни было, ни один из двух рассказов Бюсси-Рабютена не может нас удовлетворить, потому что ни один из них не касается фактов достаточно серьезных, чтобы объяснить и оправдать санкции, принятые против веселых гостей Руасси, и, в частности, против аббата Ле Камю и Манчини, которые якобы покинули Руасси в пятницу утром перед приездом Бюсси и потому не участвовали в скандальном «дебоше».

Наиболее вероятным объяснением представляется то, что наша молодежь совершила серьезное нечестие и даже святотатство, окрестив «карпом» поросенка, съеденного в середине Великого поста. Уже в «Мемуарах» д'Артаньяна есть четкий намек на это: «Утверждают, что высмеивались два величайших таинства нашей религии, а именно крещение и Евхаристия; об этом рассказывают ужасные истории, которые достойны умолчания или даже полного забвения».

Именно в связи с Ле Камю история крещения молочного поросенка удостоилась более позднего упоминания. Правда, после очень распутной юности аббат Ле Камю продемонстрировал доказательство искреннего раскаяния во время уединения в Ла Траппе; в 1671 году он стал епископом Гренобля, где наставлял всю свою епархию, ведя образцовый образ жизни, соглашаясь есть только овощи ... возможно, чтобы люди забыли о поросенке из Руасси.

   

Этьен Ле Камю (1632 - 1707)

   

Авторы куплетов не преминули напомнить ему о давнем проступке. Когда его назначили епископом Гренобля, они сочинили, намекая на Руасси, эту Аллилуйю:

   


Как только суждено свинье
Родиться где-то в Дофине,
Cпешит Камю ее крестить,
Аллилуйя (7).

   

Примерно пятнадцатью годами позже, в 1686 году, папа по собственному усмотрению, без требования двора, послал кардинальскую шапку епископу Ле Камю. Памфлетисты не преминули напомнить ему еще раз о злополучной истории в Руасси:

   


Преосвященство Лe Камю
Молитву произнес свою,
И вот на пике славы он;
За все Бюсси и де Вивонн
Должны ответственность нести,
И слышится везде тут звон,
Затем, чтоб благость обрести,
Коль кардинал Гренобля он
Иль кардинал де Руасси.

   

[6] - Bussy-Rabutin, Correspondance, éd. L. Lalanne. Paris, 1858, VI, 552

[7] - Bib. Nat. Manuscrits. Chansonnier Maurepas, VI, 93.

   

Сборник куплетов Морепа, из которого взяты эти строки, сопровождает их следующей записью: «Кардинал Ле Камю, в то время занимавший должность королевского капеллана, по всей видимости, провел Страстную неделю в Руасси, в доме М.де Вивонна, с ним, графом де Бюсси, Филиппом Манчини, герцогом де Невером, де Лонгевалем, графом де Маниканом и еще с несколькими распутниками; они ели там мясо и c ужасным безбожием окрестили поросенка по церковным обрядам, нарекая его Карпом. Утверждается даже, что эту церемонию совершил отец Ле Камю, в то время бывший священником».

Когда Ле Камю облачился в кардинальский пурпур, М.де Скюдери, невестка автора Кира, спросила Бюсси-Рабютена, что он об этом думает. Последний ответил ей несколькими довольно горькими репликами в адрес новоиспеченного кардинала: «Повышение кардинала Ле Камю меня не удивило; об этом говорили уже год. Когда-то он был моим другом, но мы не встречались в Руасси, как было ранее сказано. Когда я приехал, его уже не было. В течение двадцати лет у нас с ним не было никаких дел, и, поскольку я не слышал о нем в моем изгнании, он не услышит обо мне в своем процветании (8)». Обратите внимание на последовательность Бюсси-Рабютена в его утверждении, что он не находился в Руасси одновременно с аббатом Ле Камю. И это еще раз говорит о том, что наш бургундский изгнанник хотел держаться подальше от опасного дебоша.

Кардинал Ле Камю умер в ореоле святости в сентябре 1707 года, «также известный, - как говорит Сен-Симон, - своим остроумием, распутством, нечестием, покаянием и состоянием, как в результате» (9). И мемуарист в неопубликованном фрагменте о Ле Камю уточнил: «Крещение поросенка было одним из его преступлений. Оно даже стало настолько публичным, что его изгнали из Парижа и двора, где он купил должность капеллана короля, и где находиться было весьма приятно (10)

Таков, вероятно, настоящий скандал, связанный с большим дебошем в Руасси в 1659 году, упоминая о котором Бюсси и мадам де Моттвиль были столь осторожны. В длинной истории нечестия XVII века молочный поросенок аббата Ле Камю является достойным аналогом омлета с беконом «принца Либертинов» де Барро.

   

[8] - Bussy-Rabutin, Correspondance, précitée, V, 592.

[9] - Saint-Simon, Mémoires, éd. de Boislile, XIII, 266-271.

[10] - Ibidem, p. 554.

   

   

   

* * *

   

Комментарий: несколько слов о самом Руасси

 

В примечании (1) в статье Жорж Монгредьян указывает, что речь идет не о Руасси-ан-Франс (том самом, рядом с которым сейчас расположен Международый аэропорт Парижа, носящий имя Шарля де Голля), к северу от Парижа, а о Руасси-ан-Бри, месте восточнее столицы. Интересно, что оба эти Руасси находятся на примерно одинаковом расстоянии от Парижа - около 25-30 км. Что сподвигло автора предпочесть в качестве места проведения знаменитого дебоша именно Руасси-ан-Бри, остается не совсем понятным.

Французская Википедия с ссылкой на Adolphe Chéruel, Histoire de France sous le ministère de Mazarin (1651-1661), 1882, т.3 указывает в этом качестве на Руасси-ан-Франс. Данная версия представляется более правдоподобной, и вот почему.

В описании скандального мероприятия говорится, что его организовал в Руасси граф де Вивонн, Луи-Виктор де Рошешуар (1636 - 1688), использовавший для этой цели замок своей тещи. Вивонн был женат с 6 сентября 1655 на Антуанетте-Луизе де Месм (1641 - 1709). Ее мать и теща Вивонна звалась Мари де Ла Вале Фоссез (ум.1661). Она овдовела в 1650, когда скончался ее муж Анри де Месм, маркиз де Муаньвиль, сеньор де Руасси. Сыновей в их браке не было (это важно).

Итак, после смерти Мари де Ла Вале Фоссез в 1661г. владение, судя по всему, вернулось к семейству Месм. В 1683 племянник Анри де Месма, Жан-Жак де Месм, граф д'Аво, завещал находившийся в его собственности замок в Руасси своему младшему брату Жану-Антуану (1640 - 1709), который, в свою очередь, провел там к 1704г. грандиозную перестройку. К сожалению, великолепное сооружение с обширным парком, садами и цветниками не сохранилось до наших дней (лишь только незначительные его фрагменты можно увидеть рядом местом с красноречивым названием Rdpt du Château и аллеей Верже). Долгое время считалось, что автором проекта был знаменитый шведский архитектор Никодемус Тессин-младший. Но археологические исследования на рубеже XX-XXIвв. показали, что его проект так и не был реализован. С другой стороны, в связи с Руасси звучало имя другого известного архитектора Жермена Бофрана, ученика знаменитого Ардуэна-Мансара.

   

Реконструкция вида замка в Руасси в XVIIIв.
(Википедия)

   

Истории и археологии шато в Руасси-ан-Франс был посвящен в 2014г. целый номер Revue Archéologique d'Ile-de-France под ред. Ж.-И.Дюфура, где в разделе "Шато в середине XVII в." упоминается (стр.253) на основании посмертной инвентаризации наличие в северном павильоне комнаты Луи-Виктора, тогда уже герцога де Вивонна. Известно, в середине XVIIв., происходила очередная (и не последняя) реконструкция замка, когда к главному зданию были добавлены для проживания членов семьи два флигеля - северный и южный. Т.е. именно такая конфигурация строений замка наблюдалась в то самое время, когда в Руасси случился знаменитый дебош.

По какой причине Руасси оказался у Месмов после кончины тёщи Вивонна, а не перешел к ее единственной дочери и зятю? Вполне возможно, что он входил в ее так называмую вдовью долю - ту часть собственности супруга, которая в соответствии с брачным контрактом поступала в пожизненное пользование вдовы для обеспечения ей достойного уровня жизни, а затем вновь возвращалась к родне мужа.

Можно сказать, что у Руасси-ан-Франс имеется внятная история связей с графом де Вивонном, в отличие от Руасси-ан-Бри, где ничего подобного не прослеживается. По этой причине, видимо, все же уместно считать, что скандальный дебош с далеко идущими для его участников последствиями случился именно в Руасси-ан-Франс, к северу от Парижа, буквально в двух шагах от крупнейшего аэропорта Франции.

 

* * *

   

О мадам де Ла Бом

http://roglo.eu

 

Катрин де Бонн, маркиза де Ла Бом
(Catherine de Bonne, marquise de la Baume),
известная как мадам де Ла Бом

 

Фрейлина (без оплаты) королевы Анны Австрийской в 1664-1665

Родилась около 1630

Умерла в сентябре 1692

   

Отец: Александр де Бон (Alexandre de Bonne, seigneur d'Auriac, vicomte de Tallard) - ум.1636

Мать: Мари де Нёвиль (Marie de Neufville) (1609-1688), во втором браке маркиза де Курсель, сестра Николя де Нёвиля, маркиза (с 1651г. герцога) де Вильруа, воспитателя Людовика XIV

   

17 мая 1648 вышла замуж за Роже д'Остена, маркиза де Ла Бома (Roger d'Hostun, marquis de la Baume) 1623-1712. Их сын Камиль (Camille d'Hostun) (652-1728) - маршал Франции, маркиз де Ла Бом, граф де Таллар, герцог д'Остен (1-й, март 1712) (maréchal de Tallard, marquis de la Baume, comte de Tallard, duc d'Hostun)

   

Таллеман де Рео так описывает ее в своих рассказах: "...она была большой негодяйкой, шпионкой, начетчицей, любивший сбивать с толку всех вокруг и своих близких ради единственного удовольствия причинить боль; более того, неверная и лживая по отношению к своим любовникам, которых она любила только из похоти, всегда имея нескольких одновременно, она играла ими и ей было наплевать..."

   

Придя в ярость, увидев, что Бюсси-Рабютен оставил ее ради мадам де Монгла, она воспользовалась дружеским визитом Бюсси-Рабютена в монастырь de la Miséricorde (куда ее поместил муж в 1663 году), чтобы попросить у него на одну ночь черновик рукописи «Любовной истории галлов». Бюсси-Рабютен, ничего не подозревая, доверил ей эту рукопись.

Ночью она сделала копию и распространила листы по салонам Парижа. Скандал был огромный, король Людовик XIV пришел в ярость (Бюсси рассказал в своей рукописи о его любовных похождениях), а автора книги сослали в Бургундию. Бюсси-Рабютен, находясь в изгнании, подписал приведенный здесь портрет прекрасной Катрин де Бонн, назвав ее «самой красивой любовницей королевства, если не самой неверной».

   

page

   

Затем он люто ее возненавидел. Его кузина маркиза де Севинье также терпеть не могла мадам де Ла Бом, которая отвечала ей полной взаимностью.

   

О ее смерти записано в Journal de Dangeau:

«Пятница, 26 сентября 1692 года, Фонтенбло - умерла мадам де Ла Бом, мать графа де Таллара; она долгое время отсутствовала при дворе. Она была дочерью мадам де Курсель, сестры маршала де Вильруа, и в молодости наделала много шума».

  

  

lorem

© Nataki
НАЗАД