Галерея портретов Мадемуазель де Монпансье: собрание портретов в стихах и в прозе наиболее известных во Франции сеньоров и дам.

   

La galerie des portraits de Mademoiselle de Montpensier: recueil des portraits et éloges en vers et en prose des Seigneurs et Dames les plus illustres de France, Didier, 1860

   

Recueil des portraits et éloges en vers et en prose, dédié à Son Altesse royalle Mademoiselle [par Mademoiselle de Montpensier et sa cour], Paris, 1659

   

   

   

Портрет короля, выполненный М.Мартине и опубликованный в сборнике 1658г.

   

   

...на портрете, за который я берусь, все преимущества так заметны, что к ним нечего добавить; единственная трудность, встречающаяся во всех совершенных вещах - передать их невозможно; и чем больше они наполняются ими, тем бессильнее искусство в приближении к естественной красоте.

Единственная моя еадежда на то, что какими бы корявыми ни были эти штрихи, они смогут передать отличия персоны, которую я рисую, среди всех остальных.

Его фигура самая высокая, прямая, свободная, крепкая, грудь и плечи широкие, руки и ноги пропорциональные и идеальной формы; гордое и нежное все вместе взятое, что является не чем иным, как необыкновенным; и когда он пожелпет замаскироваться, то где бы он ни появился, все сразу же понимают, что он властитель, ибо у него есть дух и проявление, и все признаки, по которым раньше распознавали тех, кто, как говорилось, принадлежал к крови богов, давшим начало всем монархиям.

Его волосы были недавно принесены в жертву его здоровью из-за почти безнадежной болезни. И хотя новое изобретение в использовании живых волос, звставившее многих людей оставить свои собственные волосы, что казалось достаточно здравым, позаимствовав их, позволило принять все возможные меры для выбора наиболее красивых, ясно осознавая, что сие не является естественным украшением столь священной головы, и драгоценные корни энергично возвращаются назад, дабы занять свое законное место и стать престолом для короны без каких-либо примесей.

   

   

Его глаза столь же яркие, как глаза Августа, и столь же пронзительные, но они не такие суровые, и веки, прикрывающие их, милость, сдерживающая их, делают их подобными ясному солнцу, рассеиваемому маленьким облачком, испускающим мягкие лучи, поскольку другие зрение не было бы в состоянии выдержать.

Его лицо, на котором оспа оставила легкие отметины, потому что болезни проявляют себя без различия для всех, не потеряло своей живости и того цвета добродетели, полностью сохраненной целомудрием, а приобрело лишь усиление черт, которые могли оказаться слишком нежными для такой мужественной отваги, и стало воплощением героической красоты короля, правящего народами, где смерть Адониса никогда не будут оплакивать.

   

   

Белизна же осталась исключительно для соперничества с кораллами этого прекрасного и драгоценного рта, рядом с которым бледнеют розы, и из которого непрерывно проистекают мудрость или милости.

Подбородок, завершающий этот совершенный овал, начинает обрамляться последним украшением юности, тем густым пушком, первый постриг которого раньше был частью карьеры выдающихся личностей [согласно известному римскому обычаю] и который, кажется, оскорблен тем, что вся слава, причитавшаяся его времени, была предвосхищена столькими победами и завоеваниями.

Но чтобы познать изящество и величие этого царственного тела, нужно видеть его в действии во всех упражнениях, где преимущества природы и практики столь заметны, где так соблюдается точность. Было бы необходимо отобразить его в величии коронации: корона на его голове, скипетр в одной руке и рука правосудия в другой, а также украшения папства и священства; это было бы необходимо на престоле правосудия в его парламенте, и тогда есть все основания утверждать, что Соломон никогда не был так представлен в своей мудрости и так блистателен в своей славе; но из-за того, что эти вещи слишком наполнены божественным светом, человеку почти невозможно выразить их.

Он должен предстать верхом на лошади с жезлом полководца, когда формирует эскадрон, когда строит армию в боевой порядок, где барабаны и трубы не оставляют места для речей; говорят глаза и руки, по воле которых миллионы людей приходят в движение в одно мгновение.

Нужно увидеть его в балете, изображающим героя античности и отбрасывающим все свое величие. Перед нами предстает борьба граций и муз, некоторые из которых заняты, наполняя его ухо, а другие - движением и ритмом его тела, находящихся в такой гармонии, как если бы все приводились в движение одной и той же пружиной.

   

   

И нет сомнений в том, что эта великая пружина и есть та прекрасная душа, которая столь благородно распоряжается своими органами и которая осуществляет абсолютную власть над способностями, составляющими ее, над страстями, окружающими ее, и над привязанностями, там формирующимися.

Именно эта превосходная часть является шедевром небес, Богоданной для Франции, и ее невозможно рассматривать без восхищения. Он - принц, никогда никому не сказавший плохого слова, и в чувствах, возможно вызывавших в его сердце столько разных порывов, всегда сохранявший отцовскую нежность и бОльшую склонность прощать, чем наказывать, но никогда не оказывавший дурную услугу или плохо обращавшийся с кем-либо, никогда никому не причинивший вреда насмешками, что почти неизбежно для королей, у которых при себе так много людей, занятых тем, чтобы развлечь их за счет других. Но, в лучшем случае, сдержанно посмеявшись, он несколько раз становился на сторону самых слабых, как делал Св.Людовик, дабы поддерживать равновесие и даже в мелочах защищать униженных.

Его осмотрительность такова, что он никогда не пренебрегает необходимостью скрывать.

Его доброта настолько непомерна, что в своих недугах он больше заботился о своих офицерах, чем о себе, и извинялся перед ними из-за проявленного ими усердия, ибо является великой милостью, когда претерпеваемые тяготы замечают.

В самом детстве он сдерживался, не желая принуждать людей, слишком привязаных к его маленькими развлечениями, с такими благоразумием и добротой, что будучи в состоянии отличить тех, кто оставался, и тех, кто отказался, относился ко всем с одинаковой благосклонностью.

Хотя одна лишь встреча с ним вызывает у всех уважение и почитание, он не преминет обращаться с самыми простыми людьми с большей вежливостью, чем со своими собственными офицерами, не умаляя блеска и авторитета, от которых он никогда не расслабляется.

Его возраст, его качества, преимущества тела и ума привлекают взоры и сердца всех дам, и, будучи весьма чувствительным к их очарованию, что кажется самым естественным и наиболее простительным, он держит эту страсть, как и все остальные, в таком подчиненнии разуму и совести, что позволяют ей воздействовать лишь до тех пор, пока она невинна.

Этот великий король убежден, что главное богатство монархов - это делать добро каждому, располагая всем, что можно дать, и хотя он отдает каждый день, единственная боль, испытываемая им, что он больше не может этого делать, изымая ради подобного удовлетворения то, что должно служить расходам государства и общественным нуждам.

Он председательствует на всех советах и ​​видит все, что происходит внутри и за пределами его королевства. Он сохраняет для действующих под его руководством честь и заслуги всего того, что они выполняют по его приказу, хорошо зная, что вся слава, ими там приобретаемая, принадлежит ему, и что он укрепляет их привязанность и верность этим доверием.

   

   

И чтобы не переходить от портрета к целому рассказу, достаточно сказать, что в одной и той же персоне никогда не было столько мужества без тщеславия, столько справедливости без суровости, столько благоразумия без боязни, столько сдержанности без строгости, и именно на примере этой полностью совершенной души мы убеждаемся, что великодушие включает в себя все проявления героического величия и всю умеренность силы, склоняясь действовать более мягко по отношению к тому, что ей подвластно. Поскольку неприятности не поколебали этого принца, так даже присутствие смерти не сразило его, он обладает еще большей решимостью в процветании, и этот блеск, способный ослепить самое совершенное благоразумие, только укрепил уважение и любовь к нему. Бог - главное благословение хороших принцев и неиссякаемый источник для остальных. Он посвящает королеве, своей матери, благочестивые чувства, потому что именно от нее он получил их, но он дарует их другим, и нам не понадобится оружие для завоеваниея всех частй земли, когда остальные народы получат портрет его королевских добродетелей, для создания которого должны быть задействованы лучшие авторы в мире, отображая не только для Франции, но и для всей земли пример правления и чести.

Меня могут обвинить, если я скажу, что работа все еще несовершенна, что его портрет самого себя еще не завершен, и что у него остались две важные вещи: одна - дать мир христианским землям, а другая - дать наследников короне и ожившие портреты всех достоинств, которые могут быть предоставлены только в его собственных творениях.

   

Портрет короля, выполненный Мадемуазель

   

   

С тех пор, как стало модно делать портреты, я видела несколько портретов Короля, но среди них не было ни одного, который бы мне понравился. Верно, что это предмет настолько достойный, что кому-либо трудно подойти к нему вполне соответствующе. По этому поводу можно сказать то же самое, что проповедники говорят о трех божественных персонах, что только они сами могут воздавать друг другу ту хвалу, которую заслуживают; так что лишь король способен говорить о нем. Тем не менее это же сравнение достаточно оправдывает затею с его портретом; поскольку с самыми непостижимыми тайнами нашей веры часто имеют дело люди вполне заурядные, и поскольку смертным разрешено говорить о Божестве, мне кажется, что у меня наличествует нечто достаточно возвышенное, чтобы позволить себе говорить об этом мире, и что сияние, которое я черпаю из него, не только послужит мне, дабы подняться над остальными существами, но и даст мне самое лучшее освещение, дабы хорошо нарисовать его портрет.

Рост этого монарха настолько же выше других, как и его рождение. Он выглядит возвышенным, смелым, гордым и любезным. В его лице нечто очень мягкое и величественное. Самые красивые волосы в мире по цвету и как они завиваются. Ноги красивые, как и осанка, короче говоря, он самый прекрасный мужчина и лучший в своем королевстве и, конечно же, во всех остальных. Он танцует божественно, любит балеты и превращает их в великолепный танец. Это развлечение хорошо подходит королям, и их всегда хвалят за то, что они заботятся о нем, потому что они показывают свое мастерство, и люди должны восторгаться ими. Это даже политика - показать свое желание угодить таким образом: римские императоры прибегали к подобному, поэтому часто развлекались зрелищами, оставляя свои дела на то время, когда привыкли ходить туда, и стараясь не пропускать.

Он посвящает себя играм-упражнениям и очень хорошо преуспевает; стреляет в полете более искусно, чем кто-либо другой. Что касается войны, то он прошел выучку от простого солдата до армейского генерала и говорит о ней так же хорошо, как покойный король Швеции [Густав-Адольф]. Он проявляет величайшую страсть к войне и пребывает в отчаянии из-за того, что ему мешают отправляться туда так часто, как он желает, хотя слишком многие знают, насколько драгоценна для государства его персона. У него столько храбрости, сколько возможно, и очень радостно иметь возможность узнать по его действиям, что если бы из-за того же несчастья, что и Генрих IV, он был бы вынужден отвоевывать свое королевство, то так же легко все разрешил благодаря своей храбрости и руководству.

Я наслышана, как в своей последней кампании [при Дюнкерке] он личным примером призывал и офицеров, и солдат хорошо служить, и что нет никого более бдительного и аккуратного, чем он. Ее здоровье соответствует ее наклонностям, поскольку оно настолько крепкое и могучее, насколько необходимо, чтобы выдержать тяготы войны. Его обращение сдержанное, он мало разговаривает, но с людьми, с которыми знаком, говорит очень справедливо и не произносит ничего неуместного, смеется очень приятно, обладает превосходным вкусом и оценивает лучше всех, обладает природной добротой, милосерден, щедр, великодушен, играет как король.

У него сильная деловая хватка, он хорошо дает советы, а при необходимости и публично. Он прекрасно знает историю, говорит о ней соответствующим образом, хвалит то, что заслуживает похвалы у его предшественников, и сохраняет необходимое ему, чтобы использовать в определенных случаях: это также самая замечательная наука, которой могут овладеть короли - знание о своей стране, о хорошем и плохом их предков; потому как мы исправляем ошибки других и совершенствуем себя, так что люди ощущают благоприятные последствия. Когда его изображали пастухом [у мадам де Бержи], говорили, что он достоин получить неграду в деревне, но ему было все равно; что касается меня, я убеждена, что он очень склонен к галантности; но думаю, что ему мешает его очень тонкий вкус, и он не может найти подходящую ему красавицу, поскольку для этого ему не хватает времени. И еще, за то следует хвалить его, ведь он разбирается в красоте; поэтому правильно, что король должен быть разборчивее пастуха. Парис подарил яблоко, потому что это соответствовало его прихоти; он же поступает верно, не следуя чьему-либо примеру, будучи вынужденным подавать его другим.

В нем много набожности и благочестия; это назидательный пример, которому необходимо следовать, не будучи слишком суровым и строгим; он также был воспитан должным образом, так как королева, его мать - принцесса, чье благочестие является самым стойким и самым достойным восхищения: у этого видны последствия, поскольку все милости и благословения Бога изливаются и на особу Короля, и на Государство, чье процветание дает веские основания утверждать, что здравомыслие Короля проявляется в его доверии к кардиналу, так как ничто не может сравниться с его всеохватной заботой, и благодаря своей проницательности он счастливо добивается успеха. Наконец, король заслуживает вызывать - любовь своего народа, почитание всего двора и ужас своих врагов.

   

Портрет Месье, написанный Мадемуазель в Фонтенбло в августе 1658г.

   

   

Труднее написать портрет безупречной красоты, в котором природа не пожелала ничего забыть для его усовершенствования, чем портрет человека, по отношению к которому она ленилась, потому что живопись может заменить это своим искусством, и было бы сложно следовать природе и даже суметь хорошо имитировать ее в ином случае. Вот почему замысел, которым я решаюсь руководствоваться, не кажется мне простым, ибо я опасаюсь, что не смогу сказать что-либо в значительной мере достойное, красивое или подходящее по теме. Но когда Бог дает людям великие замыслы и вдохновляет их прекрасными чувствами, я убеждаю себя, что он также наделяет их силами следовать им и доводить до конца. Таким образом, уповая на божественное провидение, я могу надеяться на благоприятный исход; ибо, говоря о божествах, кого можно умолять, кроме самого Божества?

Рост этого принца не самый высокий, но, поскольку ему всего лишь восемнадцать лет, есть основания надеяться, что он сможет вырасти, и он настолько хорошо сложен, настолько пропорционален, что, останься он таким, как есть, не следует жаловаться, ведь размеры людей не влияют на их поступки или отвагу. Александр, Цезарь и Генрих IV были среднего роста; так что Месье должен быть доволен, имея сходство во всеми ними, как он уже выказывает его с последним во многих вещах. Его ноги красивы, но не обычной красотой, а ступни настолько красивы, насколько это возможно. Его волосы черные и восхитительного блеска, они весьма густые и вьются естественным образом лучше, чем если бы это делали специально; наконец, это самая красивая голова в мире. У него длинное лицо красивой формы, орлиный нос, как у Генриха IV, и, конечно же, Месье не меньше похож на него своими наклонностями, поскольку он так же галантен, как и тот, так же любит женщин, и в результате его действий будет понятно, что у него столько же страсти к войне, в чем следует пожелать ему удачи. Что касается храбрости, то злесь, видимо, он проявится в еще большей степени, поскольку никогда не был человек так обманчив, как Генрих IV. Месье красивее и лучше сложен, но он не король, и я уверена, что видевший их обоих, возможно, сделает ставку на Месье. У него красивые, чуткие, сияющие и мягкие глаза, как и положено мужчине. Его взгляд гордый и мягкий, его цвет лица отличается белизной и яркостью, демонстрируя силу и энергичность его темперамента. Нельзя похвалить лучше его рот, за его форму и за его размер, чем отметив, что он очень похож на рот королевы, поскольку рот этой удивительной принцессы никогда не имел себе равных, а красота, отличающая его, выше всего того, что можно сказать. Смех Месье приятен, он демонстрирует зубы во время смеха, что необычно и прекрасно, хотя они у него белые: короче говоря, нет ничего милее и красивее этого великого принца. Его лицо таково, какое и должен иметь потомок стольких королей и императоров, от которых он ведет происхождение со всех сторон; и когда об этом не будет известно окружающим, то станут судить по его наружности. Он вежлив, особенно с дамами, с которыми, как я уже сказала, он очень дружен. Он еще не проявил особой привязанности, за исключением особы, чья красота заслуживала этого и сделала достойной его выбора; и если бы смерть не унесла ее, мы бы увидели признаки его постоянства, которого, я не сомневаюсь, у него в избытке, и боль, свидетельство которой он выказал, является тому подтверждением.

Он непоколебим в том, что любит, и хорошо знает, кто заслуживает этой чести; но его великая доброта могла заставить поверить в то, что он не обладал всей проницательностью, о которой я только что сказала; вот почему надо понимать, что среди тех, кого он терпит, с кем говорит и кому делает добро, он не любит и не уважает их всех, но говорит с одними, потому что те развлекают его, терпит других из-за доброты и милосердия: хотя он и великодушен, злоупотребление было бы осквернением его благодеяний: таким образом, он щедр по рассудительности и милосерден по благочестию. У него добрая душа, и он будет сильно привязываться, как его дед; он не способен на несправедливость, он милосерден; и более того, он пойдет к вечерне; затем с дамами и, наконец, на бал, где он чудесно преуспевает, потому что танцует хорошо и изящно. Он любит игру, хорошо играет и теряет деньги, как великий принц; он великолепен, любит всевозможные удовольствия и траты, но разумно. Он безгранично остроумен и рассудителен более, чем обычно люди его возраста: в этом он очень напоминает Карла V, который, каким бы молодым он ни был, всегда проявлял большую осмотрительность, а он является его внуком [пра-праправнуком], потому не стоит удивляться тому свидетельствам, когда ему доводилось оказываться в окружении людей менее благоразумных, чем он, но было бы несправедливо списывать все на рождение и не упомянуть о воспитании, о котором г-н кардинал так заботился. Месье следует также похвалить за его почтение и нежность к королю и королеве, и не должно забывать о красоте его рук, унаследованных от нее; они, несомненно, достойны скипетров, и можно надеяться, что он сумеет завоевать их, и, если пророчество, данное Генриху IV в том, что один из его детей завоюет Оттоманскую империю, сбудется, остается пожелать, чтобы это произошло на нем.

   

Портрет принцессы Англии, выполненный мадам графиней де Брежи

   

   

Сам Апеллес был бы недостоин нарисовать портрет молодой принцессы Клеопатры, если бы произведение его пришлось сравнивать с оригиналом: так что, поскольку невозможно передать должное в манере богов, придется удовлетвориться рвением, заставляющим работать руку настолько неумелую, что она не может без стыда объявить о замысле, которому последовала, чтобы представить Клеопатру.

Начиная с ее роста, я бы сказала, что молодость всегда заставляет расти, остановится только на той высоте, где остается самое совершенное. Ее наружность так же благородна, как и ее рождение; ее волосы светло-каштановые, очень тонкие, а цвет лица в ослепительных красках, и нет цветов, которые можно с нею сравнить; ее белизна настолько сильна, что легко сопоставима с лилиями, от которых она ведет происхождение; глаза ее голубые и очень яркие; ее губы цвета малины; ее расцветающая грудь красива, а руки очень хорошей формы; и по всему очарованию, в ней имеющемуся, ясно, что она рождена на троне и обязана туда вернуться: ее ум живой и приятный, он вызывает восхищение по серьезным поводам и делает ее любимой в самых обычных; она нежная и услужливая; и хотя могла бы насмешничать с большим мастерством, ее доброта мешает этому.

Большую часть своего времени она посвящает изучению того, что может сделать из нее идеальную принцессу, а все остальное проводит праздно, овладевая тысячей приятных навыков; ибо она танцует с несравненной грацией, поет, как ангел, и ничто не касается клавесина лучше, чем ее прекрасные руки. Все это делает юную Клеопатру самой прелестной принцессой в мире, и если когда-нибудь удача приподнимет глаза, чтобы увидеть ее, то не сможет отказать ей во всем величии земли, потому что она того заслуживает. Я желаю этого больше, чем кто-либо другой; но я предпочитаю, чтобы она игнорировала мои чувства, чем заявлять ей про то с меньшим изяществом, чем требуется для того, чтобы угодить милой принцессе, чей портрет я нарисовала.

   

Портрет М.Принца [Конде], написанный Мадемуазель

   

   

Маленьким людям трудно говорить об очень возвышенных персонах, и я не понимаю, как личности незначительные берутся изображать великих; потому что если дело касается изображения черт лица, то это по силам каждому, но не то же самое с душевными качествами...

Его рост не велик и не мал, но он очень хорошо сложен и очень приятен, очень изящный и худощавый; у него красивые и хорошо сложенные ноги: самая красивая голова в мире, его волосы не совсем черные, но у него их много, и они очень вьющиеся: они были сильно напудрены...

У него надменное и непокорное выражение лица, горделивые и живые глаза, большой нос, рот и зубы некрасивы, и особенно когда он смеется, но в целом он не уродлив, и этот высокомерный вид подходит мужчине гораздо больше, чем нежность черт лица....

Обратимся к внутреннему миру: этот принц безгранично умен, универсален во всех науках, владеет всякими языками и знает все самое лучшее в каждом из них, много учился и учится ежедневно, хотя достаточно занят другими вещами. Война - его главная страсть. Никогда еще не был человек таким храбрым, и часто говорят о нем:

   

Он более, чем Цезарь, полководец,
Сравнимый с Александром как солдат.

   

Манеры у него веселые, бодрые, простые, вежливые; приятен в беседе; мило смеется, а иногда и слишком много; его даже обвиняли в этом, хотя все не было чрезмерным, как имели в виду его враги. Иногда он грустит, злится и даже может вспылить...

Он хорошо знает людей, отличает их и делает из них много достойных. Он крайне деятельный; никогда не было человека более неутомимого и более активного на войне: он устает, как простой всадник, имея здоровье и бодрость, позволяющие ему днем ​​и ночью скакать верхом без отдыха; когда ему встречаются люди, любящие себя и не относящиеся к службе так ответственно, как он, он легко впадает в гнев, поскольку трудности жизни, которую я только что описала, и которую он ведет, разжигают его кровь: вот потому он злится и сердится, и это его величайшая ошибка. Он хороший друг, с радостью оказывает услуги своим друзьям с тем же рвением, с которым делает все. Многие сомневаются в том, что он очень ласков и услужлив, как я уже сказала, когда это бесполезено; но, конечно, когда он полюбит однажды, это навсегда, если только у него нет веских оснований перемениться. Это правда, что он мало внимателен и небрежен, но в важных вещах для других или для себя он очень тщателен. Он хорошо пишет, когда заботится о том; но там мало аккуратности: тем не менее всегда здраво и особенно на войне. Он подозрительный и часто обманут; он легко верит, что мы любим его, и что в основе его заслуг лежит некоторая справедливость, но наши заслуги не придают чести или честности людям, с которыми мы имеем дело. Он следует своим чувствам и находит их достаточно плохими, чтобы иметь повод расстраиваться. Он редко принимает советы, хотя был достаточно несчастен, чтобы следовать плохим. Ему нравится, что его дела идут своим чередом, и его благоразумие заставляет упускать из виду многие вещи, когда надо что-то предпринять. Несмотря на то, что он очень умен, как я уже сказала, есть вещи, в которых он иногда не в настроении использовать это. Говорят, он плохой политик; но я не берусь судить: я очень хорошо знаю, что, по моему мнению, он мог делать многое, чего не делал, и что я бы хотела, чтобы он делал. Он слишком отдает себя войне, и любовь к блестящим действиям трогает его так сильно, как если бы у него не было устоявшейся репутации, и для чего-то в этом роде он мог бы отказаться от очень веского и утешить себя в потере через радость, которую он испытает от успеха. Я убеждена, что он мог бы лучше использовать свой ум в таких случаях, и основательность предпочтительнее блеска в определенном возрасте, когда слава людей не ослабевает, а укрепляется. Он справедлив и беспристрастен; мы никогда не слышим, чтобы он говорил что-либо противоположное такому утверждению. Несмотря на то, что он яростый по своему темпераменту и своему характеру, тем не менее, он не проявляет этого в своих действиях, и я видела, как он избегал случаев, когда боялся быть обязан выставить это напоказ и в которых он даже винил себя за умеренность. Я не знала его, когда он был галантным, но говорят, что он был очень любвеобильным и испытал большие страсти, самые учтивые и почтительные в мире, короче говоря, он мог бы сойти за героя романа в галантности, как и на войне: но я не видела этого; так что не буду ничего об этом говорить. Что касается щедрости, я не знаю, более ли он щедр, чем обычно бывают принцы; тем не менее я видела, как он делал пожертвования; но бывают времена и стечения обстоятельств, разрушающие достоинства вещей и мешающие нам судить о том, действует ли склонность людей или побуждают их действовать второстепенные причины. Он был распутником и не мог вести себя слишком правильно, как все молодые люди; но, несомненно, он сильно переменился, и принципы религии прочно укоренились в его душе, и гораздо больше, чем принципы преданности, но одно привлекает другое, и все приходит в свое время. Я слышала, что еще не было человека столь хладнокровного в бою и столь бесстрашного; его ничто не обескураживает, опасность успокаивает и сдерживает: он отдает приказы с величайшим спокойствием. Он принимает похвалы со смущением и не хочет слышать о своих прекрасных делах, будучи убежденным, что никогда не делал достаточно, и не находит ничего, что могло бы ограничить его храбрость.

   

Портрет мадам маркизы де Севинье, выполненный инкогнито мадам графиней де Ла Файет

   

   

Все, кто рисует красавиц, убиваются над тем, чтобы приукрасить их, чтобы доставить им удовольствие, и не смеют указать им ни на один из их недостатков: но у меня, мадам, благодаря привилегии неизвестной персоны, в качестве которой я с вами, есть возможность смело изобразить вас и рассказать вам всю правду с легкостью, не опасаясь вызвать ваш гнев: я в отчаянии, коль скоро у меня в распоряжении лишь приятные вещи, которые я могу поведать вам, потому что для меня было бы большим неудовольствием, если бы потом вы обнаружили тысячу изъянов, и я увидела, что эта незнакомка была принята вами так же, как и тысяча людей, которые никогда ничего не делали, кроме как нахваливали вас. Не хочу ошеломлять вас похвалами и развлекаться, говоря вам, что ваш рост восхитителен, что ваша кожа красива и цвет ее указывает, что вам всего двадцать лет, что ваш рот, зубы и волосы несравненны: я не хочу рассказывать вам обо всем этом, ваше зеркало говорит вам вполне достаточно: но, поскольку вам не нравится беседовать с ним, оно не может поведать вам, насколько вы добры и очаровательны, когда говорите, и это то, чему я хочу научить вас.

Знайте же, мадам, если вы случайно не знаете, что ваш ум украшает и выделяет вашу персону настолько сильно, что нет никого более приятного. Когда вы воодушевлены разговором, чьи ограничения сняты, все, что вы говорите, имеет такое очарование и так хорошо вам подходит, что ваши слова привлекают вокруг вас веселье и изящество; и блеск вашего ума придает такое яркое сияние вашему цвету лица и вашим глазам, что, хотя кажется, будто разум должен был коснуться только ушей, тем не менее несомненно, что ваш ум ослепляет глаза, и, когда вас слушают, больше не видят, что в ваших чертах чего-то не хватает, и считают, что вы самая совершенная красавица в мире. Вы можете судить по тому, что я только сейчас сказала, что если я для вас незнакомка, то вы для меня не чужая, и что я, должно быть, имела честь не раз видеть вас и разговаривать с вами, разгадать то, что делает вас настолько любезной, что вызывает всеобщее удивление; но я все же хочу показать вам, мадам, что знаю серьезные качества, которые имеютя у вас, не в меньшей степени, чем приятные, которыми вы трогаете. Ваша душа очень благородна, способна раздавать богатства и не опускается до заботы о накоплении их. Вы чувствительны к славе и амбициям, и не менее чувствительны к удовольствиям. Вы были рождены для них, и, кажется, они созданы для вас. Ваше присутствие усиливает развлечение, а развлечение усиливает вашу красоту: наконец, радость - это истинное состояние вашей души, и печаль больше против вас, чем против кого-либо еще. Вы от природы нежны и страстны; но, к стыду нашего пола, эта нежность была бесполезна для нас, и вы замыкаете ее в себе, отдавая ее мадам де Ла Файет. А! мадам, если бы кто-то в мире был достаточно счастлив, что вы не сочли его недостойным сокровища, которым он наслаждается, и что он не употребил все силы для обладания им, он заслужил бы все невзгоды, которыми любовь может сокрушить живущих в ее империи. Какое счастье быть хозяином такого сердца, как ваше, чувства которого объяснялись галантным и любезным духом, дарованным вам богами! и ваше сердце, мадам, несомненно, благо, которое нельзя заслужить; никогда еще не было человека настолько щедрого, гармоничного и преданного. Есть люди, подозревающие, что вы не всегда показываете это как есть; но, напротив, вы так привыкли не чувствовать ничего, что было бы недостойно для вас, что вы даже иногда позволяете увидеть то, что мудрость века вынуждала вас скрывать. Вы родились самым любезным и отзывчивым человеком, который когда-либо был; и благодаря непринужденности, отличающейся нежностью во всем, что вы делаете, самые простые внешние знаки приличия проявляются в ваших устах как дружеские уверения, и все те, кто уходит от вас, убеждены в вашем уважении и вашей доброжелательности, не будучи в состоянии сказать себе, какой знак вы дали им в отношении того и другого. Наконец, вы получили милости от небес, которые не даровались никому, кроме вас, и мир обязан вам за то, что вы явились, дабы показать ему тысячу приятных качеств, до сих пор ему неизвестных. Я не хочу изображать их все, потому что боюсь нарушить свой план не переусердствовать с похвалой, и, более того, мадам, дать вам то, что достойно вас и достойно появиться.

   

Возлюбленным вашим быть дОлжно,

Но чести такой не имею.

   

Портрет мадам маркизы де Сен-Шомон, выполненный ею самой

   

   

Данная эарисовка ранее была опубликована на этом сайте в разделе Antoine III на странице, посвященной маркизе де Сен-Шомон.

   

Хотя сейчас в моде рисовать свой портрет, я никогда бы не подумала изобразить мой собственный, поскольку категорически против подражания другим, особенно на этой встрече, где ум так необходим, и мне кажется, что тот, у кого его нет или нет достаточного для такого предприятия, должен отказаться от этой затеи. Я бы никогда не участвовала в подобном, если бы не увидела, что мои друзья определенно хотят получить мой портрет.

Поэтому единственно лишь расположение, испытываемое мною по отношению к ним, заставляет меня взяться за это, а также убеждение, что никто не знает меня так хорошо, как я сама. Я могла бы не останаваливаться на своей внешности, поскольку это то, что каждый обычно считает лучшим; но так принято, и я, подчиняясь, начну по возможности кратко.

И потому скажу, что я невысокого роста и выгляжу маленькой. У меня хорошая фигура, и когда выпрямляюсь, то выгляжу намного лучше. У меня круглое лицо, мягкие голубые глаза, и могу сказать, что в них есть некая красота. Рот не самый маленький, но его можно похвалить за ту приятность, которую в нем создают довольно красивые зубы. Нос орлиный, волосы темные. Поэтому неудивительно, что цвет моего лица не особо сияющий, не совсем ровный. Но могу сказать, что в нем обнаруживается приятность, наполненная нежностью сердца, способной привлечь ко мне симпатии и склонность, производя эффект, который можно было бы надеяться получить от большей красоты.

Также может внести большой вклад, о чем могу легко судить, что я вежлива и услужлива, никогда не упускаю возможности показаться тем или другим и всегда обращаю внимание на то, не требуются ли кому мои услуги: иногда это чувство распространяется не только на людей, которых люблю, но и является настолько общим, что мои друзья часто негодуют, поскольку я более занята делами других, чем своими собственными, и они жалуются на то, что порой я пренебрегаю ими, стремясь удовлетворить данную склонность или мое чувство долга, являющееся для меня обязательным правилом. Это может в достаточной мере выразить мое поведение и состояние, в котором я нахожусь, когда лишена всего того счастья, на которое могла бы справедливо надеяться, но не буду больше останавливаться на данном аспекте, не имея возможности хвалить себя, не высмеивая персону, которую обязана уважать. И потому я уже давно подчинила все свои чувства воле Бога более благочестивым поведением, чем обычно наблюдаемое у людей в том обществе, которому принадлежу. Но, не желая подробно останавливаться на данной теме, я оставляю ее и поэтому расскажу вам о своей манере, которую, как мне кажется, можно назвать очень милой и очень услужливой. Часто я защищаюсь от своих собственных чувств, но только после того, как их заставили проявиться и последовать за чувствами других, не позволяя им подумать, что я сужу их чувства лучше, чем свои. Я определенно обладаю благоразумием и верю, что оно родилось вместе со мной. Что касается галантности, то должна признать, что свойственные мне кротость и доброта не сделают меня настоящим врагом.

Не могу сказать, сдерживает ли меня принцип добродетели или то, что я была слишком деликатна и никогда не верила, что найдется человек, заслуживавший моей склонности, которую обычные любовники плохо используют, и они весьма недостойны доверия и искренности, неотделимых от меня и составляющих моё обращение с друзьями, и, таким образом, чтобы никогда не быть сбитой с толку, я сохраняю во всем справедливость и суждение, всегда больше склоняющиеся к снисхождению, чем к суровости, никогда не верю в зло, кроме тех случаев, когда больше не могу в нем сомневаться. Я удобный друг и ненавижу ограничения как для других, так и для себя, и настолько приспосабливаюсь к настроению тех, кого люблю, что не требую принудительного доверия; меня устраивает самая малая его часть.

И если иногда я проникаю дальше, чем хочется, то настолько прячу это знание в себе, что часто схожу за гораздо меньшее благо, чем есть, потому что на самом деле я очень проницательна.

Не то, чтобы мне нравилась сдержанность, но, пытаясь узнать людей, с которыми хочу общаться, я в своих желаниях приспосабливаюсь к их явным или скрытым настроениям.

Я весела, и тот приятный вид, характерный для меня, проявляется во всем, что говорю; то, что я пишу о своих чувствах, достаточно разумно, потому мне не составит труда убедить себя в том, что вряд ли найдутся люди, похожие на меня, которые откажут мне в уважении и дружбе, и это может случиться скорее по их вине, чем по моей.

   

Мадам графиня д'Олонн

   

   

Характер мадам графини д'Олонн, описанный М.де Сент-Эвремоном
(фрагмент)

   

Не думаю, что я счастливее в вашем характере, чем наши художники в вашем портрете, где, я могу сказать, лучшие из них потеряли свою репутацию. До сих пор они не видели таких великолепных красавиц, которые бы ни отправились к ним в поисках определенных милостей или ради избавиться от каких-то недостатков. Только вы, мадам, стоите выше искусства, которое умеет льстить и приукрашивать. К сожалению, они никогда не работали с вами так, никогда не проявляя к вам интереса, теряя персону столь совершенную, как привыкли с теми, кто не стоил того.

Если вам действительно не нужно изображение, вас еще меньше интересуют ухищрения. Вы ничем не обязаны ни науке других, ни своему собственному труду, и в состоянии покоя можете подчиниться заботе природы о вас - такого рода провидению. На самом деле, большинство женщин приятны лишь тем, что они носят для украшения, скрывая свои недостатки, все, что отнимется от вашего украшения создает вам определенную пользу, и у вас настолько велик интерес в возвращении исключительно к естественному, как у них заинтересованность отдалиться от него. Я не буду развлекаться общими похвалами, старыми как века, и осколками красот ныне исчезнувших. Солнце несравнимо для меня с вашими глазами, а цветы - с вашей кожей. Я мог бы говорить о правильности лица, о нежных чертах приятности рта, об этой гладкой и красиво изогнутой шее, об этой хорошо сложенной груди. Но помимо самых любопытных наблюдений в вас есть тысяча вещей, о которых невозможно сказать достойно, и тысяча вещей, которые чувствуются лучше, чем осознаются. Поверьте, мадам, не поручайте никому заботу о своей славе, ибо, конечно, вы никогда не бываете так хороши, как сами по себе. (....)

   

Портрет мадам графини д'Олонн, написанный М.де Винёем, секретарем герцога де Ла Рошфуко

   

Я подумал, мадам, не подчиняться приказу, данному вами, прислать ваш портрет, потому что у меня не было ни ума, ни воображения для осуществления сего замысла; и я даже обнаружил, что искусство со всеми его красотами бессильно выразить то, что природа с наслаждением вложила в вас. У меня, мадам, имеется еще одна незначительная причина, о которой стоит вам рассказать, а именно то, что мне показалось опасным так много думать о вас в пору жары, ибо наша привязанность к портрету, превратившаяся в неистовую страсть к оригиналу, будет плохо содействовать в исправлении того замешательства, которое вы могли бы вызвать у меня. При всем этом невозможно сдержать естественную склонность к тому, что вас трогает, и вы действуете согласно нашей воле так, что мы делаем более, чем того желаем, и даже более, чем желаете вы. По правде говоря, каких чудес нам не следует ожидать от этих божественных черт и этих восхитительных красок, которые поначалу ослепляют, когда видим вас? Несомненно, это связано с белизной и яркостью вашего лица, о котором так часто говорили мне: Poca grana y mucha nieve van compiciendo en su cara (исп.- Немного алого и много снега соревнуются на ее лице).

Есть ли что-то невозможное с этими ясными пронзительными глазами? Разве не из-за самого маленького рта в мире и его окрестностях тысячи демонов расставляют ловушки для жизни и свободы людей? Разве эта мраморная шея не производит такого же эффекта, как лицо? И когда вам надоедает смотреть на нас, вы представляете нам этот предмет, созданный очаровывать нас; но грудь может соперничать с ним за это очарование, и если мы должны судить об остальном по ее красоте, я полагаю, и нет ничего более верного в том, что природа заключила там свои самые богатые сокровища, еще более драгоценные, поскольку нет человека, имеющего возможность похвастаться тем, что вы проявили по отношению к нему хоть малейшую щедрость.

   

   

Это прекрасное поле для желаний и стремлений, но оставаться на нем опасно. Всего лишь красота ваших ног вызвала бы изумление, если бы ваша фигура, одна из наболее замечательных, не разделила бы его. Наконец, мадам, вся ваша прелестная особа дышит таким благородством и так возбуждает, у вас такие любезные манеры, что нет сердца, которое не тронули бы любовь, трепет и восхищение.

Вот что я могу сказать о вашей внешности; но все, что я говорю, бесконечно ниже того, о чем я думаю, а мой голос и мои мысли еще дальше от того, что вы видите в своем зеркале. Перейдем к миру внутреннему; и поскольку я делаю вид, что действую добросовестно, вы обнаружите точное сходство с самой собою, свободное от всякой лести. Ваш ум быстр, у него самые галантные обороты, и он полон учтивости. Вы хорошо и справедливо судите обо всем, что говорится, и речь ваша легка, благородна и приятна. У вас много воображения, но вы слишком следуете своим мыслям и отказываесь от необходимых размышлений. Эта способность к воображению, которой вы обладаете, будучи ограниченной единственной беседой, доставляет крайнее удовольствие, но если вы расширите ее, следует опасаться, что она вызовет сумятицу, следствием которой будет менее благоприятное мнение о вас в обществе. Вам прекрасно известно, мадам, что вас обвинят в странности. Как, почему столько красоты и столько ума, соединенных вместе, идут ровными путями? Разве они не иногда в горах, иногда в пропасти? И разве эта неровность не является частью их привлекательности? Я считаю, что это качество - рельеф в моей картине, будет еще больше жалить и воспламенять. Серьезно, те, кто достаточно мудр, чтобы ограничиться простой дружбой, не могут его осуждать; но боль побежденным! Я не претендую на то, чтобы говорить об этих несчастных жертвах, потому что вы мне запретили, но разве солнце менее неотделимо от света, чем вы от этих божественных лучей, которые распространяете в сердцах? И все эти чары и эти приманки, окружающие вас, настолько ли они невинны, чтобы игнорировать их эффекты? Однако вы должны отдать себе должное и признать, что несмотря на то, что у вас самые галантное поведение и манеры, вас никоим образом не тронут эти желания завоевания, и что если вы станете чувствительны к кому-либо, хотя небеса излили на него свою милость в полной мере, его счастье и его страдания не будут иметь себе равных. Остановите, мадам, мою кисть в самом отличительном месте вашего портрета, которым я настолько задет, что хочу отомстить за это, сказав вам, что, как мне кажется, вы быстро переходите от одной страсти к другой, как от радости к грусти, от дружбы к безразличию; и что то же самое и тот же человек, развлекавший вас, в данный момент вызывает скуку; но, с другой стороны, я убежден, что вы проявляете преданность по отношению к своим друзьям, пока они привлекательны, потому что ваш ум, неспособный к принуждению, с готовностью стремится к удовольствиям и развлечениям. Это заставит тех, кто не будет к вам приглядываться, поверить, что вы не любите и не ненавидите, и тем более, что вы мало хвалите и никогда не обвиняете. Именно этот темперамент порождает уверенность, которую вы без разборчивости приобретаете, когда спешите к предмету радости или боли: и поскольку у вас прекрасные и великодушные чувства, враждебные гнусности и коварству, то вы можете ошибаться в чрезмерной отковенности. Вы позволите мне сказать, что вы не очень восприимчивы к оскорблениям своей натуры, возможно, также из-за того, что боль заставит вас задуматься о мести и следовать ей; они немедленно возбуждают ваш гнев и негодование, длящиеся недолго, и если люди не выполняют свои обязательства, вы о них забываете. Это хорошее качество почти всегда сопровождается плохим, предполагающим недостаточное признание полученных услуг. Невозможно переоценить достойность вашего поведения, вашу мягкость и покладистость, а также постоянную радость, которую вы вызываете в обществе. Короче говоря, нужно сказать, что все прелестные добродетели, относящиеся к житейским делам, содержатся у вас в своем совершенстве; тем не менее, я должен спастись, и я не могу простить эту естественную дерзость, которую вы проявляете в делах сердечных. Что, мадам! Неужели природа и удача придали вам столько достоинств, чтобы сделать их ненужными? Что это за прелести ума, взволновавшие бы горы, томящиеся в глубоком покое? Вы не знаете ни величия, ни честолюбия, ни интереса и ограничиваете дары Небес прекрасной судьбой, даровавшей вам радость, прелести и украшение мира? В конце концов, вы презираете этих тщеславных идолов, обожаемых сегодня, и довольны, мадам, тем, что являетесь самым любезным человеком из всех живущих! Эта истина завершает ваш портрет, в котором вы не найдете ничего достойного вас, кроме того, что я взял от вас самой; но вам придется вытерпеть, если я скажу, что ваш художник в точном перечислении, сделанном им для всех ваших прелестей, прибавил свое уважение, почтение и благоговение перед вашей божественной персоной.

   

Портрет мадам маркизы де Ришелье

   

   

Маркизу наградили небеса,

Всем тем, что предназначено друзьям,

Как благородно сердце и возвышена душа,

И ум дает спокойствием дышать.

Нежна натура и прелестен вид,

Благоразумье, обращенье все дарит

Нам качеств тысячу таких,

Что никогда не хватит рифм моих.

Желая вас опять побаловать,

Пытаюсь в кисть перо я превращать,

Не приходилось мне, не вру я,

Приемом живописным создавать фигуру,

Хотя искусство довелось мне изучить,

Чтоб без труда суметь изобразить.

Портрет, однако, этот завершен,

И мною вам с почтеньем посвящен,

При этом видно с самого начала,

Что копии не стать оригиналом.

   

Портрет мадемуазель де Бове

   

   

Ирида молода и высока, с натурою живой,

Искусством радовать блистает,

Ум благородных качеств ценит свой,

Который добродетель просвещает.

   

Овал лица прелестно завершен,

Глаза, небесная лазурь, сияют,

Красиво нос ее сложён,

И краски яркие ей внешность украшают.

   

Вкруг рта ее блестящий алый цвет,

А волосы — подобный солнцу свет,

Упруга грудь ее, высока и бела.

   

Надеяться смею, готов мой портрет,

Смертелен удар, в том сомнения нет,

Когда природе божья милость помогла.

   

Письмо, адресованное мадемуазель де Бове автором этого портрета

   

Довольно удачно завершив портрет вашей сестры, я задумал сделать и ваш. Хотя вы в Лионе (*), а я в Париже, я не перестал там трудиться. Эта работа уже появилась, и вас признали без моей обязанности называть ваше имя среди тех людей, которые имеют наименьший доступ к Лувру. Некоторые другие, узнав о вашей красоте только из-за известности вашей репутации, сомневались, видели ли они вас когда-нибудь.

   

   

Когда они размышляли о самых прекрасных вещах, которые, как казалось, им встречались, желание видеть вас усиливалось в них еще больше; и все же были даны обеты почитать вас как незримых богов. Вот первый эффект этого портрета: я не думаю, что он вызывает удивление, поскольку ваши достоинства каждый день производят великие дела. Наконец, мадемуазель, время и расстояние не заставили меня утратить мое очаровательное представление о вас. Именно по нему я нарисовал все эти прекрасные линии, сборка которых создает то, что похоже на вас. Если я включил в сонет то, что может дать содержание целой поэме, вы не должны думать, что я проделал это для экономии своего труда: не всегда размер произведения является определяющим. Живопись Петито и Хансов так же хороша, как у Бобрюнов и Фердинанов. Миниатюра красива, как высокая живопись, и я не думаю, что в одном легче добиться успеха, чем в другом. В руке художника есть все, что только можно пожелать, но на небольшом картоне он крайне стеснен. Тем не менее, нельзя упускать из виду, что работы в этом направлении очень хороши. И мне известно, что этот последний способ еще не использовался во всех портретах, сделанных в прозе и в стихах, потому что большинство авторов привязаны не столько к сходству, сколько к увеличению объема. Но я, напротив, руководствовался своим воображением, так что закончил в четырнадцати строках портрет, который, надеюсь, вы не откажетесь считать своим. Я беру на себя смелость послать его вам, чтобы вы могли судить о нем; ваша сестра уже дала ему свое одобрение: я буду весьма счастлив, если вы испытаете то же чувство. Я бы более подробно остановился на этом предмете, если бы не заметил на примере многих других, что обширные произведения чаще всего наполнены пустяками, ненужными вещами и невыносимыми повторениями. Я предпочитаю пропустить все это, говоря мало, чем быть обвиненным в том, что сказал слишком много. Я настолько боюсь, что это письмо покажется вам слишком длинным, что закончу его сейчас, если не считать абсолютной необходимости настоять на последнем, заверив вас, как всегда делается в конце письма, что я очень почтительно ваш покорный слуга.

   

Помимо того, что приведенное выше письмо является любопытным образчиком эпистолярного жанра того времени, в нем еще содержится небезынтересная информация с точки зрения темы данного сайта. А именно упоминание о том, что м-ль де Бове находилась в Лионе в конце 1658 г., очевидно, в числе сопровождавших королеву-мать. Следовательно, она вполне могла быть свидетельницей сцены на балу, о которой упоминает в своих Мемуарах м-ль де Монпансье, - той самой, где граф де Гиш раздавал пинки единственному брату короля. Учитывая былую (или нет?) страсть графа к м-ль де Бове, есть основания предположить, что ее присутствие могло в некотором роде раззадорить его. Хотя, очевидно, существуют и другие причины подобной выходки.

   

Портрет Ириды (Iris) и записка, написанные М.П. (Шарлем Перро)

   

Адресат этого портрета остается неизвестным. Причин, по которым он здесь, две. Первая - это возможность на примере продемонстрировать, что само по себе наименование персоны, связанное с античной мифологией или историей, не относится исключительно к ней одной. Так, например, в сборнике 1860 г. перед нами предстают несколько Ирид (или Iris), в том числе м-ль де Бове, Маргарита-Луиза Орлеанская, м-ль д'Омаль, м-м де Шавиньи, м-ль де Сомез, м-м де Вис, герцогиня де *** и та незнакомка, о которой идет речь ниже.
Кроме того, автором и стихов, и записки является не кто иной, как Шарль Перро.

   

   

Портрет Ириды (фрагменты)

   

Той самой, наиболее красивой,

Ириде совершенно несравненной,

Чьи чары обернулись моим пленом,

Я обязуюсь посвятить картину.

. . . . .

   

Как волосы ее длинны, черны, тонки,

Лежат изящно собраны петлями завитки,

Щеки нежнейшей свежесть обрамляя,

Здесь в игры смеха и любви

Рой резвый весело играет,

Кружа красиво среди тех колец внутри.

И цвет лица, что с розою и лилией сравним,

Подобно пчелам где амурам нравится самим

Отведать меда вкус,

Достойного богов лишь только уст.

   

Глаза большие черные, чью нежность невозможно описать,

Увидевшего сердцу нет надежды не вздыхать,

В любви и наслажденье замирая,

Спасение во вздохе получая.

Огней прекрасных пыл они в нас зажигают,

Присутствием своим нам чувства обольщают!

. . . . .

   

Румяный ротик очень мал

Живому цвету красного его,

Не обладая этим, оттого

Завидуют рубин или коралл.

Вы также можете судить,

Природа, как рачительности свет,

Столь маленьким его решила сотворить,

Сберечь желая драгоценный цвет.

   

Записка мадемуазель***, которой был отправлен портрет ее голоса

   

Когда я создавал ваш портрет, то не собирался изображать в нем всего, что в вас есть привлекательного. Данная мысль явилась бы достаточно безрассудной, и этого было вполне достаточно, чтобы я предпринял что-то, что было не в моих силах, без того, чтобы все же предпринять невозможное. Вы жалуетесь, мадемуазель, что я ничего не сказал о вашем голосе, как будто действительно лишь его не хватало в вашем портрете, и это единственное ваше совершенство, про которое я забыл. Однако я готов предупредить вас, что вы обладаете сотней других, которые я ценю бесконечно больше и которые я бы отметил, прежде чем перейти к вашему голосу, хотя он один из самых красивых и очаровательных в мире; ведь, в конце концов, я ли ничего не сказал о сладости вашего разговора, который не только касается ушей, но и доходит до души и очаровывает ее? Хвалил ли я вашу доброту, вашу щедрость, ваше самое прекрасное и разумное поведение из всех, какое когда-либо было? Упоминал ли я о том тонком вкусе, который есть у вас к хорошему и к достойному, благодаря которому вы умеете дать истинную оценку с первого взгляда? Наконец, я ничего не сказал о вашей скромности, которая по-прежнему придает блеск всем этим замечательным качествам, что делает ее тем более очевидной, когда вы стараетесь скрыть их, что запрещает мне говорить с вами о бесконечном множестве других совершенств, предстающих предо мною и потому я буду молчать, опасаясь ее оскорбить?

При этом, мадемуазель, я искренне признаю, что после того, как меня так часто очаровывал ваш прекрасный голос, я был неправ, забыв про него; с моей стороны это ужасная неблагодарность, и я прошу прощения. Кроме того, чтобы полностью исправить мою ошибку, вот его портрет, который я отправляю вам; он большой и посвящен только ему одному.

   

Портрет голоса Ириды (фрагменты)

   

. . . . .

Насколько же с очарованьем совершенства,

Она умеет придавать блаженство

Прекрасным песням, что вы создаёте,

О, Музы, справедливость в тишине найдёте!

Но что мне на себя не нужно брать:

Итак, вам лучше не по силам дать!

Когда есть голос - можно волшебством назвать,

А после начинает он звучать,

И самое разумное — молчать.

   

Сродни Ириде ее голос красотой,

Чарует он и трогает собой,

И сотня сладких удовольствий у нее же;

Она еще юна, но все же

Известно про уверенность ее,

С которой держится и всем понять дает,

Что голоса красивее источника найти не сможем.

   

Портрет мадемуазель Корнюэль, известной как королева Маргарита, написанный М.де Винёем и адресованный М.герцогу де Ла Рошфуко

   

   

Марго Корнюэль входила в круг общения юного графа де Гиша. Степень близости этого общения оценить однозначно сложно, но, вполне возможно, она была достаточно высока.

   

Каким бы развлечениям вы не предавались в провинции, я смею утверждать, что доставлю вам огромное удовольствие, освежив ваши представления о королеве, вашей возлюбленной, портретом, который естественным образом представит черты ее лица и его краски; и хотя немного глупо просвещать вас по поводу предмета, который вам прекрасно знаком, я весьма рад продемонстрировать вам ее изображение по-своему, при условии, что вы по секрету скажете мне, удачно ли я справился.

Но сперва я чувствую смущение, и мое воображение не дает мне достаточно изобретательности в попытках показать тот веселый и игривый нрав, повсеместно проявляющийся во всех ее речах и действиях, вызывающий радость у всех, кто ее видит, и желание любить ее. Ее рост правильно соразмерен, не слишком большой, но не слишком маленький, лицо приятной формы, живой цвет лица и блестящие глаза, светящиеся таким умом, которые обошлись вам достаточно, чтобы представлять, насколько они яркие. Я не знаю, умерили ли вы пыл, который вызывало у вас все это очарование румяных губ, рта, являющихся средоточием Смеха и Изящества, и уст, так хорошо говорящих ... В остальном скромность кисти меня останавливает, и я прикрываю ее драпировками, таковыми, как в пять утра, видя Аврору с Кефалом. Наконец, я предоставляю вашим глазам или вашему воображению создать для меня истинный портрет, который вы отправите мне в следующий раз.

Давайте перейдем к красоте души: искренность, честь, верность, являющиеся великими именами, прославлены в нашем царствовании, но с таким избытком, что люди, бросающие вызов ей, могут заподозрить ее в сокрытии добродетели под столь прекрасной внешностью; ибо возможно ли, чтобы создание, питаемое столь деликатными материями, сохранилось в такой подлинной честности? Как могли руководство и обман самых порядочных людей не изменить столь превосходный нрав?

Напротив, она видела эту отравленную стрелу, она чувствовала ее, она пронзила ее насквозь, и лишь великодушие заставило ее презирать оружие, с которым она могла бы обращаться со знанием дела. По правде говоря, она превосходная королева, и мы очень счастливы жить под таким справедливым правлением. Я не верю, что Мелюзина, что бы вы ни говорили, того стоила, и вы должны больше хвастаться тем, что она была вашей королевой, чем тем, что произошли от этой героини. Но давайте перейдем к главе любви, представляющей собой бурное море, в котором терпят кораблекрушение большинство наших инфант.

Ее можно осторожно водить по воде, но она редко опускается на глубину. Но бывают такие сильные волны и такие стремительные вихри, что они поглощают ее, хотя таковых не было много. Если мы атакуем, она защищается, если мы нажимаем, она замыкается. Но от подобных людей могут последовать такие удары, которые невозможно парировать или избежать. А если она случайно получит их, то не по своей воле; то, что я говорю, не является фактом, это чистое предположение, которое все еще заставляет меня подозревать, что наша королева немного неверна, и вы знаете, что небольшая измена - самая приятная тень для прекрасного портрета. В связи с этим я скажу вам, как истинный слуга, что весна прошла для вас неплохо; вы должны быть вполне довольны летом, но остерегайтесь осени, потому что наша королева верит, что когда опадут листья, все утихнет. Примите к сведению, и пусть это будет сказано мимоходом. Посылаю вам только набросок портрета и прошу вас внести в него последние штрихи; отшлифовать и оживить черты на ваш манер, это следует передать такому большому мастеру, как вы, знающему различные способы создания прекрасных оригиналов. Но не забудьте упомянуть о ее рвении к друзьям, вплоть до простоты. Опасайтесь также заявлять, что раскаяние и сожаление никогда не тревожили душу столь достойной королевы. Отнесите это к главе врожденного спокойствия - радоваться всему, что она видит, и мило оповещать о своей радости других. Поведайте о чудесах ее прелестного ума. Что касается ее сердца, вы должны знать его, оно ваше, но, когда опадут листья, этого больше не будет, если вы не приедете сюда, где вас страстно желают видеть ваша возлюбленная королева и ваш слуга.