page

Письма герцога Антуана IV Шарля де Грамона

   

Письмо М.графа де Лувиньи М.маршалу де Грамону, его отцу,
из Валансьена 17 марта 1677.

   

Король велит мне доложить вам о небольшом приключении, только что произошедшем, которое вы несомненно найдете необычным, и в котором, он убежден, вы примете участие. И я расскажу вам о случившемся, разумеется, как есть. Его Величество окончательно решил атаковать контрэскарп утром, считая, что его будет легче занять с меньшими потерями днём, чем ночью; враги этого не ожидали, считая невыполнимым. Было четыре атаки, организованные так, как я собираюсь вам рассказать, что вы легко увидите на карте, которую я вам отправляю. Серые мушкетеры со стороны укрепления, имея во главе половину роты конных гренадеров; черные мушкетеры слева от укрепления, имея во главе другую половину конных гренадеров; полк гвардии, справа от укрепления во главе, и полк Пикардии, слева от того же укрепления во главе, все гренадеры армии слева от траншеи, чтобы использовать их, если понадобится. Четыре атаки начались одновременно после сигнала, состоящего из 9 пушечных выстрелов. Контрэскарп одолели без сопротивления, так как все находившиеся в укреплении были убиты. Несколько беглецов проникли в демилюн; мушкетеры, гренадеры и большое количество офицеров вошли туда за ними. Там враги еще потеряли много людей. У тех, кто решил бежать в город, судьба оказалась не более счастливой, чем у их собратьев. Они получили шпаги в почки, и те же самые мушкетеры и люди, которых я только что назвал вам, после того, как они все взяли в свои руки, вошли в брешь, а затем, овладев городской стеной, захватили пушки и стреляли по врагам, сделав своего рода укрепление. Я говорю вам истинную правду; и я, только что увидевший это, до сих пор не могу поверить. Однако нет ничего более точного, чем факт, что король штурмовал Валансьен средь бела дня и в течение двух часов, находясь в двадцати шагах от контрэскарпа, когда мы двинулись. Маршал Люксембург был там, высшие офицеры Ла Трусс и Сен-Жеран, шевалье де Вандом и д'Анжо, адъютант, у которых все хорошо. Бурлемон - единственный, кто был убит выстрелом из фальконета, когда подошел к палиссаду; Шампиньи, капитан гвардии, тяжело ранен; один капитан пикардийцев убит, и 40 человек убиты или ранены, как мушкетеры, так и солдаты. Враги потеряли всех находившихся снаружи, из которых более 600 остались на месте. Также около 600 взято в плен. Граф Сольр, 5 полковников, почти 1200 лошадей, наконец, горожане и гарнизон - все на милость победителей. Вот мой рассказ об этом утре, которое Его Величество может считать одним из лучших в своей жизни, поэтому я могу заверить вас, что он не в плохом настроении! Он сказал мне, что ожидает получить от вас необыкновенное послание; и я весьма в этом уверен, потому что произошедшее того заслуживает. Нет ничего более конкретного и достоверного, чем то, что я вам пишу.

Всегда удостаивайте меня своим неизменным расположением. М.Герцог велит мне приветствовать вас.

 

* * *

   

Посольство герцога де Грамона в Испании
(1704)
Revue de Gascogne : bulletin mensuel du Comité d'histoire et d'archéologie de la province ecclésiastique d'Auch 1884

   

Брат знаменитого графа де Гиша герцог Антуан IV де Грамон, известный в молодости под именем графа де Лувиньи, обладал, как и его старший брат, тонким умом, был образованным, изящным, и в высшей степени олицетворял собою французский дух. Поочередно военный и дипломат, переписка которого, бережно сохраненная его семьей, представляет наибольший интерес.

Прежде чем сказать несколько слов о посольстве М.де Грамона, мы воспроизведем две короткие записки, подписанные этим громким именем. Таким образом, читатели данного очерка смогут предвкушать удовольствие, которое доставит им любопытная подборка, приведенная нами ниже (1).

   

[1] - Огромной доброжелательности М.графа де Грамон д'Астера мы обязаны публикуемым нами документам. Позвольте выразить нашу благодарность бывшему пэру Франции за доброту, с которой он разрешил нам копировать в его личных архивах все, что может представлять интерес для истории Беарна. Нам часто приходится вспоминать о той чести, которую М.де Грамон любезно оказал нам (здесь и далее примечание автора статьи).

   

Преподобному отцу Ла Шезу.
Байонна, 5 августа 1691 года

   

Мой достопочтенный отец, вот свидетельство семнадцати или восемнадцати имен, среди которых каждое последующее еще более варварское, чем предыдущее, способное доказать, что вы не были достоверно информированы о поведении сьера Деспилла с тех пор, как в прошлом году я сделал ему предостережение от вашего имени. Бедняга поселился в Саре, приходе в Лабурде, с прошлого ноября, и, помимо проповеди Евангелия Янсения баскам, ему очень трудно объяснить им, что такое катехизис, и самого себя услышать. Спрашивайте, мой преподобный отец, о чем хотите, но верьте тому, что я вам говорю. Вот правдивый портрет и степень гениальности рассматриваемого ярого последователя. Также я утверждаю, что во всей Нижней Наварре и в Лабурде, где проповедовал сьер Деспилл, вряд ли отыщется баск, имеющий понятие, что такое есть Янсений, и не связывающий это имя с каким-нибудь известным корсаром.

Более того, присутствие епископа Байонны в этих местах и ​​его рвение к церкви и ко всему, что касается службы королю, исправит все нарушения, если таковые имеются.

Я совершенно прекрасно, мой преподобный отец, и т. д.

   

Франсуа д’Экс, сеньор де Лашез (фр. François d'Aix de La Chaise; 25 августа 1624 года, замок Экс в департаменте Луара — 20 января 1709 года, Париж) — французский иезуит, духовник Людовика XIV. Был более известен как отец Лашез (Пер-Лашез, père Lachaise); давший своё имя самому большому парижскому кладбищу, созданному на месте владений иезуитов, где он жил. Земли вокруг загородного дома, принадлежавшего иезуитам в Мон-Луи, недалеко от тогдашнего Парижа, были в значительной степени расширены за счет щедрости государя. Духовник там часто уединялся. Его брат, граф де Ла Шез, устраивал там вечеринки, помогая украсить поместье. Это позволило, почти через столетие после смерти Франсуа д'Экса, располагать участком достаточно большим, чтобы стать первым гражданским кладбищем в Париже. Все еще очень популярное в сердцах парижан имя Пер-Лашез во многом способствовало принятию парижанами этого нового кладбища (ранее называвшегося административно Восточным кладбищем), которого они с самого начала долгое время «избегали». (Википедия)

   

Мадам де Грансей (2)
Байонна, 30 ноября 1692 г.

   

Моя Испанка, вы справедливы и деликатны в своих выражениях, все исходящее из ваших уст полно очарования и прелести. Но, моя Испанка, я вынужден сказать вам, что это не то же самое касательно того, что вы записываете, ибо нет ни ангела, ни демона, способного расшифровать ваши мушиные лапки. Я лишь получил от вас отрывок из письма мадам де Грамон, из которого я не мог для себя решить, говорили ли вы со мной о политике, войне или любви. То смущение, в которое вы меня повергли, побуждает меня прибегнуть к почтовым, дабы попросить у вас объяснения по поводу вашей записки и сделать так, чтобы вы всегда могли поговорить со мною и никогда не писали мне. Единственная цель поездки, которую я предполагаю совершить ко двору, заверить вас в том, что ваш Испанец, как бы старомоден он ни был, не перестает быть более молодым и более достойным где-то в глубине сердца самой обаятельной персоны в мире. По этому эпитету вам не составит труда догадаться, что именно вы являетесь той, о ком я могу и о ком я хочу говорить.

  

герцог де Грамон

  

[2] - Элизабет де Русель-Медави, известная как мадам де Грансей, фрейлина Марии-Луизы Орлеанской, жены Карла II, короля Испании. - дочь Жака де Руселя, графа де Грансея, маршала Франции, и его второй жены Шарлотты де Монтай-Вилларсо, мадам де Грансей несомненно обязана прозвищем Испанка теми обязанностями, которые она исполняла при королеве Марии-Луизе. Она умерла 25 ноября 1711 года в возрасте 58 лет.

   

Вернемся к миссии М.де Грамона.

Известно, что после отзыва М.д'Эстре герцог был отправлен послом в Испанию. Он отвечал за борьбу с влиянием, которое, несмотря на свое удаление, принцесса дез Юрсен (des Ursins) смогла сохранить в умах Филиппа V и его молодой жены. Двое ученых, ММ. Комб (3) и Жеффруа (4) умело показали ту важную роль, которую играла эта принцесса при дворе Испании. С тех пор Исторический кабинет (5) завершил эти первые работы через публикацию многочисленных писем, взятых из бумаг Ноая, ранее хранившихся в библиотеке Лувра.

Посольство М.де Грамона продлилось недолго (май 1704 - июнь 1705), принцесса дез Юрсен смогла вернуть влияние в Испании (6). Протоколы переписки герцога с Людовиком XIV и его министрами содержатся в трех больших томах: иными словами, о малейших происшествиях при мадридском дворе откровенно рассказывается и они остроумно оцениваются. Эти три тома безусловно заслуживают награды за публикацию.

Холодно принятый по прибытии, герцог де Грамон знал, что очень сложно завоевать твердостью своего ума доверие молодого робкого короля, над которым доминировала его жена. Однако 30 сентября 1704 года французский посол написал Людовику XIV:

   

Вы не пожалеете, Сир, узнать, что королева, которая учится игре на гитаре, сегодня утром проводила меня через короля в его quarto secreto [тайная комната], пожелав, чтобы я играл перед ней. Гитарист закончил, похоже, не вызвав у нее недовольства, затем мы начали подробные обсуждения и разговор, продолжавшийся более полутора часов и чрезвычайно оживленный с обеих сторон.

   

[3] - La Princesse des Ursins. Essai sur sa vie et son caractère politique, Didier, 1858.

[4] - Lettres inédites de la Princesse des Ursins, 1858. - Во второй части этой работы г-н Жеффруа добавил любопытные записки, которые Людовик XIV адресовал М.де Грамону и которые он подписывал: Rochegude, Crochac, Lespine, le baronyond Roquerre и т. д. и т. д. Причастные люди обозначались эпитетами, адаптированными к их характеру. Итак, друг обозначал короля Франции; доброта - короля Испании; разум - королеву Испании; оправдание - Орри; баск — это М.де Грамон; путешественник — маршал де Тессе. Оригиналы этих писем хранятся в архивах графа де Грамона.

   

В Версале придворные сочли новость очень интересной: посол Франции поет и играет на гитаре перед королевой! Эта тема стала предметом тысячи анекдотов. Де Торси, в то время государственный секретарь и тесно связанный с М.де Грамоном, написал ему, поздравив с лирическим успехом: он сравнил герцога со знаменитыми греческими музыкантами Амфионом и Орфеем.

Вот остроумный ответ посла:

   

М.де Грамон М.маркизу де Торси
из Мадрида 30 октября 1704 года.

   

Я получил, месье, письмо, которое вы оказали мне честь написать 15-го числа этого месяца. Я буду собой, тысячу раз скромнейше благодаря за почетные знаки вашего напоминания по поводу выдающейся милости, которою король только что одарил моего сына (7). Я чувствую себя обязанным участию, которое вы готовы принимать в том, что касается меня: рассчитывайте также, месье, на мою безоговорочную благодарность. Это будет длиться всю мою жизнь: я никогда не смогу сказать того, что не имею в виду.

   

[7] - Герцог де Гиш, сын посла, несколькими днями ранее был назначен генерал-лейтенантом и полковником французской гвардии. Эта последняя должность, созданная для маршала де Грамона после смерти герцога д'Эпернона и переданная по наследству знаменитому графу де Гишу, покинула семью во время изгнания последнего. Она была передана герцогу де Ла Фейяду, и последнего сменил маршал де Буффлер. В октябре 1704 г. пост капитана гвардии освободился из-за смерти герцога Дюраса, король отдал ее герцогу де Буффлеру, который, в свою очередь, передал своему зятю, герцогу де Гишу, командование французской гвардией.

   

Я послал вам, месье, с этим курьером, которому должен оплатить его возвращение, если вы не приложите руку, очаровательный подарок, отправленный королем королеве Испании. В моем присутствии открыли ларец и обнаружили все, что содержалось в нем, по частям и в ужасном состоянии, вы это увидите. Королева убеждена, что причиной подобной катастрофы является герцогиня Бургундская, поскольку она сама хотела все эти безделушки: вам известно, что это так. Как и я, не говорите об этом: итак, месье, королева была в восторге от подарка и не желала ничего из него упускать. Вы понимаете, что это значит: ткань и ленты, футляр и флакон, и одна-две табакерки благополучно прибыли. Вот то, что мне велено сказать вам.

Вы разве не шутите со своими лирами Амфиона и Орфея? Я не говорю, производили бы они лучший эффект, чем моя гитара с чаконой, поддерживаемая испанскими algunas siguidillas, которые я должен был спеть и которые не преминули заслужить одобрение, как у королевы, так и у las duenas, que esseran incantadas y dezian à todos as desde el tiempo de Phelipe Quarto no havian oydo cosa tal, ny tan linda vox (8).

   

[8] - То есть, придворных дам, которые ушли в восторге, повторяя всем, что со времени правления Филиппа IV не слышали ни чего-то подобного, ни такого прекрасного голоса.

   

Если аббат д'Эстре когда-нибудь вернется в Испанию, научите его петь и играть на гитаре: это будет лучше, чем серьезность в el Quarto Secreto. Мне пришлось очень плохо, когда я захотел ее примерить, и я понял, что для жизни рядом с молодыми людьми нужно иметь такой же молодой дух, как у них, чтобы быть способным доставить им удовольствие в повседневной жизни. Не совсем то же самое с господами грандами Испании, в разговоре с которыми кастаньеты не подходили; также могу заверить вас, что я подобное не практикую и прохожу перед ними только с зондом в руке: вдобавок много комплименов, много учтивости, pero muy poca confiança por que he sido inganado una vez por ellos , y no lo quiero ser dos (9).

Я возвращаю вам, месье, настоящим письмо короля, которое, за что благословляю Господа каждый день, я не передал. Король Испании, как я уже имел честь сказать вам, самый любезный и самый очаровательный человек, которого вы могли бы знать в своей жизни. Он немного чересчур embevecido (10), но надеюсь, что andando los anos, la razon ha de soprapujar el amor (11).

   

[9] - но очень мало доверия, потому что, однажды испытав с их стороны обман, я не не хочу повторения.

[10] - ...управляем

[11] - ...с годами разум умерит любовь.

   

Пока же это время не настало, королева должна быть под контролем и способ ее удержать, - это сделать то, что я вам предложил относительно Camerara, иначе все будет биться только одним крылом и нам никогда не удастся избавиться от нее, что превращает меня ежедневно в яростную контр-батарею и, что является чумой для короля и для этого правительства, единственно через мадам дез Юрсен.

Знаете ли вы, месье, что я взял все это от самого короля, который открылся мне в дружеской манере, что не ценит графа де Монтельяно (12) и не в состоянии его выносить, будучи не в силах взять на себя смелость сказать: я хочу, чтобы было так. Я вижу, как вы говорите мне: но здесь присутствует недопустимая слабость, и я согласен с вами. Но так как он вовсе не первый человек, который этому подвержен, то подобное не перестанет существовать.............

   

[12] - Президент Совета, герцог и гранд Испании, Монтельяно был обязан всеми своими титулами принцессе дез Юрсен. Позже он отвернулся от своей благодетельницы и приложил все усилия, чтобы воспрепятствовать ее возвращению.

   

Осада Гибралтара уже в пути: вы увидите, о чем я прошу в письме королю, которое имею честь написать ему.

Поскольку меня разорили посольские кареты, обошедшиеся мне в тридцать восемь тысяч я не знаю сколько ливров, и из-за нехватки денег на это, чтобы закончить оплату остававшихся до этого времени в Париже, я прошу, месье, сделать одолжение и попросить короля приказать выдать мне 4500 франков, которые возвратятся ко мне за письма за те шесть месяцев, что я здесь, и оказать милость отдать эти деньги моему человеку по имени Ла Флеш, живущему в отеле де Грамон, так что он всегда может отдать их моему шорнику для затыкания дыры.

Потому что, уверяю вас, я вынужден делать древко для каждой стрелы [пускать в ход все средства], и я не собираюсь здесь копить. Все, что вам нужно сделать, лишь принять, живу ли я тут как оборванец или как посол первого короля в мире. Здесь все невероятно дорого, и для всего, что зовется французским, больше, чем для любой другой страны. Волосы на моей бороде выдергиваются [я ужасно страдаю] всякий раз, когда вынужден просить; но возникают определенные насущные потребности, и для такого человека, как я, не пристало показывать веревку [истощение средств] и находиться в определенном затруднении.

  

A. COMMUNAY

  

* * *

   

Неопубликованные письма принцессы дез Юрсен
Marie-Anne de La Trémoille Ursins (princesse des)
Lettres inédites de la princesse des Ursins
Didier, 1859

   

I

   

Письма герцога де Грамона принцессе дез Юрсен

   

3 августа 1703, Париж

   

Мадам,
я боялся, что те два письма, которые я имел честь написать вам, были потеряны, или что, хотя они и дошли до вас, вы не очень озаботились ответом на них. Потеря моих писем причинила бы мне боль, но признаюсь, мадам, что ваше безразличие ко мне и недосмотр с вашей стороны были бы для меня гораздо чувствительнее. То письмо от 28 июля, честью которого вы удостоили меня, и которое я получил вчера, успокаивает меня в моих сомнениях и развеивает мои тревоги.

Вы рисуете мне, мадам, странного персонажа, который dèl que va vestido incarnado: я знаком со всеми его превосходными качествами в течение многих лет, но не распознал в нем злобу, и мне кажется, он движим в вашем случае недостойной обидой и неуместным озлоблением против вас, а не заповедями Евангелия. Я приведу вам по этому поводу, мадам, слова, которые мой покойный отец несколько раз говорил мне о некоторых людях касательно того, что когда добрый Господь вздумал создать мозги, он вовсе не был обязан их гарантировать. Чем дольше я живу, тем больше нахожу его правым. Однако, честно говоря, очень печально, что служба короля страдает от ненадежности людей, которых он ставит. В делах я не кто иной, как грек, потому что меня никогда ни к чему не допускали, и к этому не привыкаешь в одночасье. Я лишь немного знаком со здравым смыслом и, возможно, не будучи самым глупым человеком в мире, - понимаю, что для достижения успеха нужно быть мягким, уступчивым, гибким и неподверженным всему тому, что называется настроением и высокомерием, и, одним словом, мадам, стараться быть похожим на вас.

Я собираюсь говорить с вами, мадам, с открытым сердцем и как с человеком, которого я бесконечно почитаю и к которому у меня была большая склонность и все возможное уважение на протяжении всей моей жизни. Были времена, когда я страстно желал, чтобы меня назначили в посольство в Испании, во-первых, по родству с вами, а во-вторых, из-за уверенности, что я непременно добьюсь успеха и послужу там королю с большей пользой, чем человек из Франции, будучи больше по душе испанской нации, которую, осмелюсь сказать, знаю лучше, чем те, кого посылали.

Я даже верю, что, пребывая с вами в полной гармонии, мы смогли бы оживить то, что нужно, и настроили бы флейты, ставшие весьма диссонирующими, но делам позволили дойти до такой враждебности и таких трудностей для их выправления, что я перестаю стремиться к такого рода занятию и теперь считаю величайшим несчастьем, способным случиться с галантным человеком, - руководить делами в Испании, тем более, что там есть змеи, которых можно проглотить [безропотно терпеть обиды] и полностью дискредитировать себя, вы знаете, как мне об этом сообщить, мадам, до того, что произойдет через три месяца; на вас обрушится буря, и я не вижу для вас способа избежать ее.

Дела подготовлены к войне, как есть, и представляют собой небольшое количество войск для противостояния врагу, который, вероятно, явится значительным, нет денег, мало магазинов [запасов], мало лидеров, много клик и священников, которые, вместо того, чтобы служить мессу, отягчают правительство, и все это, на мой взгляд, не сулит ничего благоприятого. Вот мои доводы, которые я не выдаю вам за верные, но, по крайней мере, даю вам, как свои, как это делает Монтень.

Прошу вас, мадам, чтобы все сказанное мною осталось полном секрете между нами, потому что не хочу оказаться в щекотливой ситуации, а хочу только симпатии и простоты.

Позвольте оказать вам тысячу услуг за то участие, которое вы демонстрируете мне в том, что маршал де Буффлер и мой сын счастливо приняли участие в удачной битве, произошедшей во Фландрии, и, я уверяю, что вы не сеете в случае со мной в неблагодарную почву. Если мои письма вас не утомят, я буду очень рад сообщить вам о том, что происходит в этом мире, и вы, возможно, не пожалеете об этом.

pero no que no enfadar di VE en manera ninguna Vivu VE largos y felices aiios que deseo en su mayor grandeza Su mas rendido y fiel servidor y amigo verdadero hasta la muerte. [Тем не менее, я не хочу никоим образом вызывать недовольство В.Выс. Пусть В.Выс. проживет долгие и счастливые годы, которых я желаю, в величайшем величии. Ваш самый покорный и верный слуга и настоящий друг до самой смерти].

   

29 августа 1704 г., Мадрид

   

Я получил Ваше письмо из Тулузы 5-го числа этого месяца. Я только посоветую взять в руки немного больше узды, чем вы делаете, и с большей осторожностью не давать власти людям, чья репутация не совсем очевидна. Когда я обратился к окружению короля, то не нашел ни правительства, ни денег, а, напротив, полное недоразумение между двумя народами, никакого проекта, согласованных войск, плохое вооружение, никаких магазинов.

Мы теряем Гибралтар, являющийся ключом к Испании, из-за неосторожности и незнания человека, которому доверены военные дела, который покидает такое важное место с сорока восьмью солдатами, находящимися там в гарнизоне без боеприпасов, и об этом я предупреждал за месяц вперед. Я не знаю, мадам, что потом могут вам сказать или вам послать, но я уверен, по крайней мере, что факт, о котором я имею честь написать вам, является Евангелием [неоспоримой истиной], и я подпишу его своей кровью; более того, что мне, имеющего честь быть здесь тем, кем я являюсь, до смены министерства, произошедшей восемь дней назад, также не говорили о военных делах, хотя я не был уж настолько невежественен в этом жанре, как если бы был послом Великого Могола, а не короля Франции. Делается все возможное, чтобы не подпускать ко мне королеву.

Измените систему, потому что вам доверяют. (...)

   

2 ноября 1704

   

Я только что получил, мадам, с курьером, отправленным вами к королеве, пакет, который вы оказали честь адресовать мне, где я нашел два письма для LL MM [Их Величеств], которые и вручил им. Я отдал отцу Обентону предназначенные для него, и поручил вашему курьеру самому доставить все остальные их адресатам.

Позвольте сказать вам, мадам, что со всей возвышенностью ума, дарованной вам Господом, вы совершенно не поняли истинного значения письма, которое Гайарди послал вам от меня; оно было откровенным, искренним и таковым, как пристало человеку, подобному мне, писать персоне, подобной вам, которую он любит и которую абсолютно почитает, и не было там тирады, способной хоть в малой степени уколоть.

Я не сторонник напрасных и легковесных слов и в своей жизни знавал лишь один путь - прямой. Я также не хочу воскурять вам фимиам, но я немедленно послужу вам со всем пылом, вниманием и рвением, которые вы могли ожидать от своего собственного брата, и только я один окажу вам услуги, от которых вы все время будете чувствовать эффект.

Не упрекайте более прошлое, о нем уже не может быть и речи, и вы одержите победу над ненавистью своих врагов; этого должно быть достаточно для вас, и вы обязаны вернуться в танец через парадную дверь [красиво], что должно льстить вашей славе. У меня здесь нет любимчиков или доверенных лиц, тем более доверенных лиц, которым я подчиняюсь; я выдаю себя ни за что иное, как за дельного человека; однако позвольте сказать, что я не обладаю достаточной информацией, чтобы до конца разобраться в характере всех тех, с кем мне приходится иметь дело, то есть много плохих и мало хороших.(...)

Так что я ограничился тем, что ни с кем откровенно не общался и пунктуально выполнял приказы, отданные мне королем, и все они направлены исключительно на благо службы LL MM CC [Их Католических Величеств]. Сотрудничество, которое я предложил вам, основано единственно на дружбе и единственно на благе служения нашим господам; потому что, уверяю вас, я не видел ничего, что могло бы привлечь вашу благосклонность к достижению почестей и отличий этой страны. Я не требую от Испании ничего, кроме уважения от короля и королевы за мою службу им. Сделайте то же самое, пойдем тем же путем, без взлетов и падений, и все будет хорошо. Когда вы прибудете туда, куда я желаю вам, и где надеюсь вскоре увидеть вас, я расскажу вам о голильях, которые привязаны к вам ровно настолько, насколько они верят в вашу готовность утвердить их верховную власть.

   

23 февраля 1705

   

Вы заявили, мадам, моему курьеру, что я всего лишь виллан, поскольку не написал вам через него. Мне срочно нужны два возмещения: первое - за прозвище, которое вы мне дали, и второе - за несправедливое обвинение меня в халатности, поскольку в пакет, который я имел честь послать вам от королевы, мною был вложен конверт от себя с довольно длинным письмом для вас, но вы, видимо, настолько занятые чтением других, пренебрегли моим, и, вероятно, оно было выброшено в мешок для мусора.

Признаем, так и случилось; вы ловко отпускаете кота под ноги [вызываете смущение] таким образом, что вина ложится на меня, а вы остаетесь белой, как снег. Это можно проделать в Париже, но, по крайней мере, не вздумайте использовать подобное в Мадриде, потому что я бы очень остро это почувствовал, и это не способ согласовывать наши флейты. Я предупреждаю вас заранее, что мои, по крайней мере, никогда не были в диссонансе, и что вы обнаружите их в согласии, когда приедете; но я хочу взаимности, откровенной и искренней взаимности, такой как та, которую я практиковал всю свою жизнь. Баски - лучшие люди в мире, но они от природы славные и поэтому страдают, когда им предпочитают людей других наций, особенно будучи убеждены, что те ничем не лучше их. На эту тему достаточно. Теперь перейдем к вопросу об Испании.

Возможно, там не жили во всей той праздности и летаргии, которые представляют себе в стране, где вы сейчас находитесь. В дополнение к деньгам, пришедшим из Индий, хвала Господу! нам удалось получить пожертвование, которое мы обозначаем подобным образом, избегая называть подушным налогом, составившее 14 миллионов в наших деньгах, это не произойдет внезапно, как вы отлично знаете, такое невозможно проделать, но всегда наступит время пополнить то, что мы изымем из того миллиона пиастров, которые прибыли, и которые в настоящее время будут использованы срочно для наших нужд; наша основная задача - набирать пехоту, что невозможно сделать без денег и более двенадцати тысяч необходимого обмундирования, а также оружия, седел, уздечек, сапог и вообще всего того, что нужно для кавалерии.... Одним словом, мадам, окажите мне честь поверить, что люди, которых вы считаете наиболее умелыми, могли бы быть весьма озадачены, несмотря на всю свою ученость, если бы в течение шести месяцев находились на моем месте и испытали то, что довелось мне. Но, мадам, вы скоро сами увидите состояние дел, и я надеюсь, что с помощью вашей проницательности и вашего ума мы завершим исправление всего того, что не удалось сделать до сих пор, и это то, клянусь вам, чего я желаю с бОльшим рвением, чем кто-либо, как в отношении вашей собственной славы, так и в отношении интересов двух корон; quedo siempre a los piés de VE su mas fiel servidor (я всегда остаюсь с Вашим Высочеством, ваш самый верный слуга).

   

20 августа 1705, Версаль

   

Я получил, мадам, письмо, которое вы оказали честь написать мне из Мадрида 14-го числа этого месяца. Я всю свою жизнь слишком ненавидел ложь, чтобы хоть как-то верить в людей ее практикующих... Вы очень хорошо в глубине души знаете, что мои обвинения справедливы; у меня здесь есть достойные свидетели, осведомленные, что я писал им больше по вашему вопросу, когда когда речь заходила об этом во времена менее удачные для вас, чем другие. Одним словом, мадам, у меня никогда не было и не будет в чем упрекнуть себя из-за вас. Если бы я остался в Мадриде, вы могли бы найти во мне недостаток ума для великих дел, которые там ведутся, поскольку я не разбираюсь в них с младенчества так, как хотелось бы, но, по крайней мере, обнаружили бы идеальный союз с вами и прямодушие, в котором немногие могли бы опередить меня. Более того, я желаю вам всего наилучшего, и то, как меня удалили из столицы Испании, между нами, было несколько грубым и незаслуженным, потому что если бы я служил Богу с тем же рвением и бескорыстием, как служил королю и королеве Испании, то стал бы величайшим святым рая, и вы знаете, какова была при этом благодарность - так унылый посланник жалкой республики Лукка был отставлен иным образом, чем герцог де Грамон. Я также солгал бы, мадам, скрывая от вас, что воспринял это болезненно, поскольку имел честь однажды заявить вам из Мадрида, что баски, хоть и были бедны, не переставали быть славными, но славными своею доброй славой.

   

март 1706

   

Я получил, мадам, письмо, которое вы оказали мне честь написать 4-го числа этого месяца марта. С момента вашего приезда в Мадрид вы могли бы получать мои послания чаще, если бы я мог вообразить, что подобное чтение способно доставить вам удовольствие; но, признаюсь, страх обратного удерживал меня и заставлял хранить молчание. Вас сильно обманули на мой счет, и вы никогда не воздали мне той справедливости, которую я от вас заслуживаю. Помните лишь(так как характер Ганелона и embustero (лжеца) меня никогда не устраивал), что мне не следовало вести себя во время моего посольства как вашему галанту. Я отправляюсь через восемь дней в Байонну, куда меня посылает король. Я буду там постоянно уделять внимание всему имеющему отношение к благу службы королю и королеве Испании, что бы ни случилось. LL. MM. CC. и вы, мадам, можете рассчитывать на мою преданность и мое рвение.

   

II

   

Переписка герцога де Грамона с другими персонами

   

   

король Франции под именем де Ла Фонтен-о-Буа герцогу де Грамону
14 января 1705 г., Париж

   

Письмо, которое я пишу вам сегодня, Монсеньор, будет коротким, но интересным. Мне поведали о том, как быстро и неожиданно было принято решение отправить наперсницу (м-м дез Юрсен) обратно из-за мольбы добра и разума (короля и королевы Испании). Это не произошло без тщательного обдумывания. Вы узнаете о том до получения настояшего письма. Хотелось, чтобы вы лично сообщили эту новость разуму (королеве Испании), дабы он был расположен к вам до прибытия наперсницы (м-м дез Юрсен), которая, кажется, не торопится выезжать.

   

герцог де Грамон королю Франции под именем де Ла Гренгодьер,
28 января 1705 г.

   

Вы не поверите, какой поразительный эффект произвел здесь вызов наперсницы (м-м дез Юрсен). Ни малый, ни великий, из тех, кто не поют громко, ясно видят, что друг (король Франции) больше не заботится о них и хочет принести их в жертву, поскольку таким образом их бросает; нет ни одной достойной дамы, которая хотела бы пойти поцеловать руку разума (королевы Испании), принеся ей enhora buena (поздравления) по поводу новостей, что привело разум (королеву Испании) в ярость. Наконец, не верьте, по крайней мере, что сделанное безразлично для этой страны, поскольку может иметь плохие последствия, и я могу заверить вас, как знаток этой земли, что если наперсница (м-м дез Юрсен) полностью не переменится и не нальет в вино по крайней мере три четверти воды (не успокоится), то ей будет плохо, и тогда все это обрушится на вас. Остерегайтесь что-либо посылать, что бы вам не говорили, оправданию (Орри). Здесь его все ненавидят, и это способ окончательно потерять все. Вы знаете, о чем вас просит доброта (король Испании). Он безумец без каких бы то ни было правил и с совершенно неуместными амбициями, являющимися единственной причиной, заставившей его обратиться к наперснице и выйти из своей сферы (выйти за рамки своего положения). Я хорошо его знаю: у него доброе сердце, его намерения от природы правильные, но он слабый и легкомысленный. Может случиться так, что удастся победить разум (королеву Испании) на время, которое вполне может оказаться очень коротким, потому что я немного знаю каковы расклады.

   

герцог де Грамон принцу де Водемону
4 марта 1705 г., Мадрид

   

Королева и мадам, ее главная камерара, относились ко мне как к откровенному галопену (проказнику). Меня постоянно держали в ежовых рукавицах; я терпел их всех, не говоря ни слова; но я бы солгал вам, сказав, что не чувствовал их весьма остро.

Мадам дез Юрсен возвращается сюда, ее сопровождает сьер д'Обиньи, ее фаворит; сьер Орри, проклятие Испании, вернется, к слову, вместе с ней, потому что она желает, чтобы триумф был полным. Посол Франции будет проигнорирован; сьер Орри вернется патриархом Испании, Обиньи раздатчиком милостей.

   

король Франции под именем де Лоран герцогу де Грамону
21 марта 1705 г., Париж

   

Друг (король Франции) всегда считал, что вы ошибались насчет доброты (короля Испании), и что у нее никогда не будет сил противостоять разуму (королеве Испании); это то, что заставило решиться на возвращение наперсницы. Легко предвидеть, что правление будет иметь свои недостатки, но еще больше, если не считаться с разумом (королевой Испании), который, в конце концов, не может иметь никаких других интересов, кроме интересов доброты (короля Испании). Мы понимаем, что вы больше не можете находиться на службе там, где пребываете.

  

  

Страницы по теме:
Антуан IV Шарль де ГрамонСен-Симон

  

lorem

© Nataki
НАЗАД