Histoire galante de Monsieur le Comte de Guiche et Madame
(Галантная история графа де Гиша и Мадам)

по парижскому изданию 1667 г.

   

Первая часть

   

   

[3]Арест Варда, изгнание графа де Гиша и графини Суассон не оставляло сомнений в том, что любовь, неприязнь, ревность и ненависть вызвали странные последствия для некоторых заметных персон Королевства.

Все говорили при дворе, и каждый из них рассуждал в соответствии со своей прихотью , предлагая догадки по этому вопросу, сочиняя рассказы, интриги касаемо дел, событий и приключений, которые не были мнимыми, и достаточное количество людей пытались убедить других, что знают правду обо всем случившемся, из-за всего этого, казалось, они добились подлинного сходства, и, опираясь на ложь, они задумали свое видение самым дерзким образом, чему вряд ли можно было бы помешать; но такова была внешность, что эти конкретные действия были известны всем, в то время, как у нас была большая заинтересованность скрыть это в тайне, поэтому мы имеем данную историю только в искаженном свете. [4]

Маникан, страдающий от отсутствия графа де Гиша, постарался связаться с одной придворной дамой, наиболее умной, которая смогла бы смягчить его грусть.

В тот самый момент он произнес наиболее нежные слова, которые страсть может сорвать с губ:

   - Ну, Маникан, - сказала она в ответ, - я почитаю, что вы сказали мне о своей любви. Но в подтверждение ее или даже в уверенности я хотела бы знать все о вас с графом де Гишем, вы не могли не быть посвящены в его приключения, и это вызывает во мне любопытно, так что я хотела бы узнать правду об этой интриге, но было бы желательно, чтобы вы рассказали мне эту тайну и эту историю.

Не было ничего, что могло бы изгнать все сомнения из сердца Маникана. Он слишком дорожил своей любовницей, чтобы сохранить подлинную преданность [6] своему другу; он был в состоянии довольствоваться видимой частью, потому что у него в кармане была пачка всех писем, которые имели отношение к этой истории, чтобы сделать это более надежно.

И после того он сказал даме, что готов удовлетворить ее любопытство, и, когда она приготовилась его слушать, то через несколько мгновений заговорил и сказал следующее.

   

Рассказ Маникана

   

Свадьба Мадам вызвала большое оживление при дворе, где каждый день приносил все новые развлечения: Мадам была юной принцессой, которой все вокруг желали доставить удовольствие в соответствии с ее достоинствами и рангом.

Король, как и другие, открывший глаза на ее прекрасные качества, дал ей тысячу знаков своего благорасположения. Она проводила время с графиней де Суассон, самой галантной из дам, граф де Гиш [7] и маркиз де Вард всегда находились рядом с королем, получая милости и удовольствия, принятые для людей, которых тот любил.

Именно от такой сладкой жизни, наполненной любовью и амбициями, эти двое окончательно потеряли свой разум, став сами причиной своих будущих несчастий. Граф ежедневно мог видеть Мадам, ощущая при этом все большую радость и не думая о том, что это толкает его в пропасть. Спустя немного времени у него не было сомнений, что он добился большего прогресса, чем хотел.

Мадам, с другой стороны, (не зная мысли графа) смотрела на него таким образом, чтобы не вызвать отчаяния: у нее есть какой-то налет печали, и, когда она говорит с кем-то, так как она все любезна, кажется, что она обращается от сердца, на деле равнодушного; но могут показаться обманчивыми эти мягкость и очарование [8] для человека чувствительного, как граф де Гиш: красота и ранг его персоны вызвали в его душе столько блестящих надежд, что он считал опасности своего предприятия только обещанием себя большей славы.

Наконец, я видел его иногда, мечтающего и огорчающегося, и однажды спросил, на что он сказал мне, что не время объяснять, и, что он точно ответит мне, когда будет более или менее счастливее, чем тогда; и по прошествии некоторого времени он объявил мне, что влюблен.

Вернувшись после трехнедельного отсутствия, я нашел графа, ожидающего меня, и он показался мне таким сияющим, таким великолепным и таким гордым, что, видя это, я только догадывался по части его дел:

   - Ах, мой дорогой друг, - сказал он мне, - я с нетерпением ждал вас уже три дня, - а потом склонился к моему уху: - Я не чувствовал всей моей радости, пока вы не здесь. [9]

Я отослал моих людей из комнаты для сохранения секрета, граф лично закрыл дверь в нее, а также умолял меня не прерывать его, и заговорил со мной таким образом.

   

Рассказ графа де Гиша

   

Хотя я не называю вам персону, которую я люблю, вы вполне можете догадаться, что это, возможно, Мадам; вы вполне можете признать, что такого не может быть, что у Мадам есть манера, о которой я говорю, таким образом, я считаю, что признание, которое я вам делаю, вас не удивляет; Я говорю, что, если бы я обнаружил свои чувства во время нарастания своей страсти, то вы бы сказали тысячу вещей, чтобы отвратить меня от этого; но они будут бесполезны, как и все, что диктует мой разум о том, что она представляет для меня опасность, угрожающую моей судьбе и моей жизни, не давая мне возможности с легкостью защититься, и я не должен лгать, что я слишком полюбил, что я это понял, и, чтобы защитить себя, я только хотел удержаться, когда увидел себя не сопротивляющегося, я чувствовал, что я буду ревновать, [10] видя, как король доставляет мне такое ужасные горе, вложив отчаяние в мою душу; он так много думал о Мадам, что все верили, будто он ее любит, и что она была убеждена в этом; так продолжалось два-три месяца, и для меня это были, наверное, два-три столетия: пока король окружал галантностью Mадам, я видел ее каждый день и с чрезвычайной яростью наблюдал, что она с радостью принимала это. Я со временем настолько исхудал и высох, что вы спросили меня о причине. Думали, что я хотел убить себя, и король спросил меня: болен ли я или Mадам вела войну против меня.

Наконец, моя уверенность оставила бы меня, и я должен был стать жертвой собственного молчания и моего соперника (ибо я ничего не сказал Мадам из-за жалкого состояния, в котором находился в тот момент), что я получил утешение [11], чего не ожидал, от короля, у которого было свое твердое правило, и он продолжал каждый день приезжать в дом Мадам, что являлось политикой или стало прикрытием, поскольку он внезапно отвернулся от своей невестки и остановил свой взор на м-ль де Ла Вальер: манера поведения этого принца была такой явной и такой откровенной, что за несколько дней его страсть стала каждому заметна несмотря на все меры предосторожности; но оказываемое внимание было гораздо больше, чем у него было для Мадам, и эта принцесса, которая представляла себе, что все его желания были для нее, была очень удивлена, когда он обратил их к ее фрейлине; она перешла от удивления к обиде, несмотря на то, что избегла столь прекрасного завоевания, и ничто не могло помешать засвидетельствовать Мадам и Монтале, что король держал свою красавицу в тридцати шагах от Мадам.

   - Я говорю себе, - говорила она тихим [12] голосом, - если они притворяются, что заставляют меня служить в течение долгого времени в качестве предлога, мне стыдно за то, что люди считают его настолько недостойным, что видят такую гордость настолько униженной.

Когда она закончила эти слова, то повернулась ко мне:

   - Мадам, - сказал я ей, - любовь — единственное, что есть у него в сердце, она исключает все его страхи и сомнения, и такое неравенство, которое вы осуждаете, не имеет значения для влюбленных. Король не может любить в своем королевстве никого, кто не ниже него и, как и его предшественники, он должен проявлять галантность к демуазелям, если хочет сделать их своими любовницами.

   - Мне кажется, - продолжила она, - что, полюбив, королю не нужно было бы проводить такую большую охоту: это заставляет думать, что в его королевстве есть дворяне, у которых больше достоинства, чем у него, и больше сердца и верности. [13] Я свободно говорю с вами, граф, - сказала она, - потому что я верю, что у вас душа галантного человека, и я полностью доверяю Монтале. Но признаюсь, хотела бы, чтобы у короля была другая привязанность.

   - Какое это имеет значение для Bашего Высочества, - ответила Монтале, - у него такое же уважение к Вам, он видит Ла Вальер только посетив Вас, и столь любимые Вами развлечения тоже будут. Кроме того, Мадам, я никогда не верила, что вы должны принять участие, и в последнем путешествии в Фонтенбло я подозревала, а теперь вижу беседы с ней. Именно это заставляет меня злиться на это приключение, когда они пытались обмануть, и именно поэтому Ваше Высочество может сделать приятное развлечение, если захочет смотреть него равнодушно. [14]

И тогда Мадам раскаялась в том, что так много сказала, и больше не слушала, только показывала присутствие духа.

   - Вы правы, - сказала она, - я буду притворяться, что не знаю этого, я не буду мешать удовольствию короля, и я буду вести себя так, что он не узнает о причиняемой мне боли. Давайте сменим тему; почему уже долгое время, когда вы обращаетесь ко мне, у вас такая печаль в глазах, и почти тень смерти на вашем лице? Скажите мне, - продолжала она, - (увидев, что я остался неподвижным и только вздыхаю), вы так изменились, я - ваш друг, я буду осторожна, и Монтале тоже, и потому вы вернетесь к жизни, не пройдет и двух недель.

   - Ах, мадам, что вы хотите знать, - сказал я, - я не могу сказать больше. И я не знал, как должен был сделать такой опасный шаг, если бы Месье не приехал с несколькими дамами, начавшими играть в неверси. Это был единственный раз, когда его персона порадовала меня, потому я должен был пожелать ему здоровья во все другие времена.

На следующий день Мадам отправилась играть к королеве, король вышел, я подал Монтале руку, и она сказала мне тихо:

   - Мне приказано сказать вам, что вы этого не сделали, и что вы должны сказать то, что хотят знать. Со своей стороны, - добавила она, - у меня больше нет никакого любопытства к этому, я думаю, хорошо осведомлена, и, если вы не поверите, вы не скажете правду.

   - Увы, - ответил я, - что вы хотите, чтобы я сделал с этой жестокой истиной, если я захочу заявить о ней, то не лучше ли умереть, повинуясь, чем потерять себя молчанием, которое вызовет у меня тысячу болей?

   - Не будьте таким сумасшедшим, - сказала она, - вы заставляете меня сожалеть, прощайте. [16]

У меня было только время, чтобы пожать ей руку, не отвечая, потому что она повернулась у двери кареты, взобралась в нее, и я понял, что, из-за сочувствуя к моей печали я мог бы доверять ей или хотя бы найти в ней некоторое облегчение в ее сдерживании.

Через два дня я последовал к Мадам за королем, который, заплатив ей своим комплиментом, отправился к Ла Вальер, куда Вард, Бискара и некоторые другие последовали за ним; я остался у Мадам, где у меня было время для общения с Монтале; в то время, как графиня де Суассон беседовала с Мадам, я сделал все, что мог, чтобы завоевать ум этой девушки; я открыл ей самые тайные чувства моего сердца: и все, чего я мог добиться от нее, было то, что она была среди моих друзей; но я должен был позаботиться о том, чтобы не спрашивать ничего против намерений ее хозяйки; и она жалела меня за то, [17] что видела меня в такой опасности; она сказала тысячу вещей из области здравого смысла в мой адрес, о которых я часто думал сам, но никогда не знал такого за ней, и, если бы у Мадам были такие же хорошие глаза, она открыла бы мою страсть.

Я умолял ее рассказать мне что-то еще, когда графиня вышла, а затем Мадам сказала мне:

   - Ну, граф де Гиш, вы сегодня будете говорить?

   - Сейчас я не утверждаю, что скажу, - ответил я, - но обещаю, что всегда буду следовать за вами слепо. Мне следовало бы хотеть скрыть все безумства из глубокого уважения, которое я испытываю к Вашему Высочеству, и потому что я не могу делать такие признания без замешательства.

   - Я подозревала, - ответила она, - что-то было, и по тому, что вы только что сказали мне, удвоили свою страсть; но еще раз убедитесь, что вы не будете в опасности, [18] удовлетворяя ее.

   - Я, наверное, нуждался в этой уверенности, - сказал я, - чтобы решиться в полной мере; но помните, что вы дали ее мне. Уже шесть месяцев прошло, как я люблю женщину, которая достаточно близко к Вашему Высочеству, чтобы бояться, что вы не будете интересоваться ею, и что вы не найдете нужным сказать, что я осмелился помыслить о ней. И вот то немногое, что можно сказать о ней. Мадам, у нее средний рост, а ее цвет лица имеет естественный белый и неповторимый цвет, черты ее лица деликатны и правильны, ее рот невелик, ее зубы ровные и цвета жемчуга, красота ее глаз невыразима - они ярко-голубые; ее волосы — светло пепельного цвета, самого красивого в мире, ее шея, [19] ее плечи и руки имеют белизну непревзойденную: ее огромный ум, просвещенный и достойный тысячи империй; ее чувства, ее достоинства и собрание стольких прекрасных качеств дают эффект столь замечательный, что она кажется скорее ангелом, чем смертным существом. Не думайте, Мадам, что я говорю, как любовник; это то, что я обозначил, и если бы я мог дать вам понять ее душу и прелести ее нрава, вы бы согласились, что в мире нет никого более восхитительного.

Я видел ее некоторое время, не имея возможности ничего сделать, кроме как восхищаться ею; но, наконец, я почувствовал, что уже не свободен, и что пожар был слишком велик для мысли потушить его, и я думал лишь о том, чтобы скрыть огонь, пожиравший меня. Так что, когда я был с этой дамой, [20] если бы она пригляделась ко мне, то едва ли заметила мое смятение в ее присутствии.

Эта необходимость хранить молчание, а соперник мой был самым грозным, погрузила меня в такую меланхолию, что я потерял аппетит и покой, попав в подобную западню, которая изводила меня в течение двух месяцев: Я так беспокоился, что мне осталось немного жить в этом состоянии, когда выпала удача избавить меня от одной из моих бед.

Этот соперник, у которого я бы не осмелился ничего не оспаривать, обратился к другой привязанности и избавил меня от страданий по поводу своей первой галантности. Таким образом, видя себя менее несчастным, я вздохнул свободнее.

Мадам увидела, что я перестал говорить.

   - Это все, граф? - сказала она, - Имя прекрасной дамы мы не узнаем? Я никого не вижу при дворе, похожего на портрет, [21] сделанный вами, и я не знаю этого соперника, который доставил вам столько неприятностей.

   - Мадам, не могли бы вы пояснить мне, что я еще не сказал о персоне, которую люблю? по крайней мере, ждите, чтобы я открылся ей, чтобы узнать имя; я обещаю Вашему Высочеству, что вы сразу узнаете, как только я поговорю с ней.

   - Ну, я довольна этим, - продолжала она, - но я советую вам, в некотором роде сообщить ей о своих чувствах, чтобы кто-нибудь другой не сделал этого в менее уважительной манере. До этого часа вы любили, как в книгах; но мне кажется, что в наш век приняты более короткие пути для любовных сражений, чем раньше. Говорят, что те, кто проявляет столько уважения, любят не особо сильно, когда ваша страсть будет так [22] сильна, как вы думаете, вы, несомненно, будете говорить. Это не значит, что сдержанность, вроде вашей, не имеет заслуг; но должна быть польза всем.

   - Ах, Мадам, когда бы вы знали больше о моей любви, вы назвали бы меня безрассудным.

Я хотел продолжить, когда вошла м-ль де Барбезьер и сказала, чтобы Мадам ожидала возвращения короля.

Во время ее прихода Монтале, которая только что вошла в комнату во время нашего разговора, спросила меня, должен ли я свернуть с моего пути.

Я сказал, думая, что должен:

   - Нельзя потерпеть неудачу с такими хорошими советами.

И мы не успели поговорить между с собой , потому что король вышел и после того, как он пригласил Мадам на следующий день на обед в Версале, я быстро удалился.[23]

Меня не было дома ни для кого, я приказал отсылать всех тех, кто приходил и спрашивал меня, и вы были единственным исключением: я тысячу раз возвращался мысленно к разговору, который у меня был с Мадам, и в борьбе с собой решил, наконец, передать ей эту записку.

   

ПИСЬМО ГРАФА ДЕ ГИША МАДАМ

   

Если вас, кого я люблю, Мадам, портрет, который я нарисовал вчера не заставил все полностью понять, и вы обнаружили это заявление слишком смелым, то этим вы должны быть обязаны своему любопытству, и помнить, что я не ослушался самого прекрасного создания в мире.

Страх вашего недовольства [24] все равно заставлял меня взвешивать, что для меня было бы более губительно - мое молчание или слова, что я обожаю вас. Простите меня, божественная принцесса, если я скажу вам, что не думал обо всех бедах, которых вы могли бы обрушить на меня в наказание. Я полон радостью, давая вам судить о моей страсти, бесконечной из-за величия ваших достоинств и моего безрассудства.

   

Прочитав эту записку, которую я счел достаточно подходящей для моих намерений, я запечатал ее самым тщательным образом; и на следующий день в Версале, где число придворных было не очень большим, и я поторопился подойти к Мадам.

Я обратился к ней, понизив голос:

   - Вчера я сказал о даме и намерен удовлетворить ваше любопытство; но, зная, что не могу легко сделать это здесь, изложил все, что вы хотите знать в записке, которую я вам дам прежде, чем покину это место. Смею заметить вам, Мадам, [25] моя судьба и моя жизнь будут под угрозой, если вы покажете это.

   - Мне кажется, - ответила она, - вам надо присесть.

Больше она не говорила со мной; спустя четверть часа она встала, чтобы пойти посмотреть работы Филигранна (или филигранные изделия ?), и я взял ее руку, чтобы помочь ей идти.

Волнение мое было настолько сильным, что время от времени я сомневался, но, когда я решился нежно вложить записку, о которой вам говорил, ей в руку, то заметил, что оставив мою руку под предлогом взять носовой платок, она осторожно положила мое письмо в карман и потянула меня за руку.

Весь остальной день я говорил с ней только громко и в присутствии всех. Я вернулся в Париж с веселостью человека, снявшего с себя тяжелое бремя.

Сразу же, как только я оказался в своей постели, [26] меня охватило новое беспокойство, представлявшее моему воспаленному воображению странные картины, которые только мучили меня, поскольку я хотел знать об успехе моей записки.

Пришел день, и я последовал за королем в Пале-Руаяль, когда пришли сказать мне, что там большое угощение и богато разодетые кавалеры и дамы. Это заставило меня надеть самый великолепный наряд, который я когда-либо носил, и получить все, что было уготовано для меня моей судьбой.

Король провел возле Ла Вальер весь вечер в доме Месье, где мы нашли графиню де Суассон, мадам де Монтеспан, рядом с которой был Месье, и несколько других дам двора. Мадам прибыла туда через мгновение, украшенная драгоценными камнями и красотой, которая затмевала всех остальных. [27]

Я посмотрел ей в глаза с такой покорностью и таким страхом, что, видя меня в этом состоянии, она сделала мне знак легким кивком головы столь ободряющий, что я был на полчаса вне себя от столь великого и радостного дара.

Все танцевали, играли, и все это время я обнаруживал себя чаще, чем можно ожидать, бросающим взгляды на Мадам, не приближаясь к ней.

Я продолжал бы делать то же самое во время приема, если бы Монтале не подошла ко мне, видя в глубинах моего сердца; и не сказала мне следить за собой, что я и сделал; она приказала мне появиться у Мадам на следующий вечер, и, если я задам ей какой-либо вопрос, она больше не скажет ничего, даже не будет меня слушать.

Вы можете поверить, что я не преминул прийти в Пале-Руаяль с предельной точностью

Монтале встретила [28] меня в небольшом коридоре, откуда провела в свою комнату, где мы поговорили некоторое время. Я умолял ее сказать, если она знает, что собираются делать со мной, когда Мадам вошла сама, она была в гардеробной комнате, чистой и великолепной. Сначала я выразил ей глубокое почтение, и после того, как я подал ей кресло, она приказала мне занять место рядом с ней.

Как только Монтале удалилась, мы начали беседу.

   - Граф, ваше несчастье позаботилось отомстить вам через меня. Я нахожу это настолько важным, что, признаюсь, вы должны быть к этому готовы. Я держала вашу записку, и, когда хотела сжечь ее, Месье вырвал ее из моих рук и [29] отпрыгнул на другой конец комнаты. Если бы я не использовала все влияние на него и все притворство, он бы отомстил вам; я не повторю вам слова, которые ярость вложила в его уста; теперь зависит от вас думать о том, как избегнуть грозящей опасности.

   - Мадам, - воскликнул я, бросившись к ее ногам, - я не боюсь этой смертельной опасности, угрожающей мне; и, если от меня будет хотя бы небольшое неудовольствие у моей прекрасной принцессы, я без колебаний отдам жизнь за искупление моей вины. Но если вы не принадлежите к партии моих врагов, вы увидите, что я готовлюсь ко всему с твердостью, и вы узнаете, что я не совсем недостоин вас.

   - Вы слишком сильны в моем сердце, - ответила она, велев мне подняться и держа меня за руку, - чтобы поставить меня на сторону тех, [30] кто нанесет вам вред. Не бойтесь, всего того, что я только что рассказала вам о вашей записке: я позаботилась, и никто не видел ее, кроме меня; я хотела сначала рассказать вам эти тревожные новости, чтобы испытать вас. Поверьте, я не могу предать вас, не изменив чувствам моего сердца. Я заметила всю вашу страсть и ваше уважение. И, как вы готовы на все, так и я пожертвую для вас многим, и никогда не предам вас никому.

   - Возможно ли, - сказал я Мадам, бросившись к ее ногам, - что ваша доброта простирается настолько, что неравенство между нами не мешает вам снизойти до меня? Именно в этот час, Мадам, я знаю, у меня есть большие претензии к природе и судьбе, что они отказали мне [31] соответствовать персоне с вашими достоинствами и вашим рангом. Но, Мадам, если пламенное и верное служение, если безупречная покорность может удовлетворить вас, вы можете извлечь из них такие доказательства, которые вам нравятся.

   - Граф, - ответила она, - я прибегу к ним, когда это будет необходимо; можете быть уверены, что, если я смогу сделать что-нибудь для вашей судьбы, я не пожалею ни моей заботы, ни моего участия.

   - Ах, Мадам, - воскликнул я, - никогда амбиции не двигали моей страстью!

   - Ну, - ответила она, - если только, чтобы удовлетворить вас, вы должны что-то сделать позволяющее поверить в вашу любовь.

И вот, увидев, что Монтале уже не в комнате, я встал на колени, и, взяв одну из рук Мадам, приложил ее к губам с трепетом всех моих [32] надежд. Я был полчаса в этом состоянии, не имея возможности произнести ни слова, и у меня только хватило сил подняться, и было немного времени, чтобы отойти в сторону, когда Монтале сказала Мадам, что настало время вернуться в комнату, где должен был вскоре появиться Месье.

Я не был недоволен этим сообщением, поскольку чувствовал в себе такое большое изнеможение, что был плохо настроен для более длительной беседы. Она не дала мне времени, чтобы сказать слово и встала с ее места:

   - Пойдем, Монтале, - сказала она, - передаю его вам; я считаю, что он болен.

С этими словами она вышла из комнаты, и я не посмел последовать за ней; но умолял Монтале дать мне перо и бумагу; я написал вот эту записку:

   

У меня было достаточно решимости, чтобы побороть мою неудачу, и у меня не хватило сил выдержать благосклонность судьбы; [33] моя слабость - следствие уважения и изумления. Простите меня, прекрасная принцесса, неумеренная радость поначалу проявилась слишком сильно и была слишком велика для человека; если вы хотите, чтобы я поверил в то, что вы сказали, дайте мне четверть часа для моего признания.

   

Я отдал эту записку Монтале, обещавшей передать ее. После того она вывела меня тем же путем, которым я входил.

   

(Продолжение рассказа графа де Гиша во второй части)