Дон Луис де Харо закрываает дверь храма войны,
а кардинал Мазарини отворяет дверь храма мира
Достоин подражания прием, оказанный великому министру, чьей целью было счастье людей: после столь славной для Франции войны дать мир и союз, способные стать источниками блаженства для двух крупнейших королевств Европы; и, возможно, стать побудительными причинами для других движений.
Но мы должны признать, что из всех тех, кто демонстрирует Его Высокопреосвященству знаки привязанности и уважения, маршал герцог де Грамон и люди его провинции должны получить награду; и историю о том нельзя умолчать без несправедливости по отношению к их рвению, а также к любопытству всех добрых французов; без сомнения, его слава успешно служит их покою, и они воздают ему почести столь им заслуженные и о которых радостно узнать.
Маршал решил разместить Его Высокопреосвященство в красивом замке в своем суверенитете Бидаш перед тем, как тот отправится в Байонну, ничего не забыв в заботе по обычаям гостеприимства, и особенно в таком важном случае, не только проведя его по всем апартаментам, многочисленным и богато украшенным, но и в новый павильон, состоящий из восьми очень красивых комнат. Любезность и великолепие присутствовали везде, заставляя восхищаться убранством этого места, которое находится в краях гористых и труднодоступных, не становясь от того менее приятным.
Маршальша, его супруга, также присутствовала там, со своей стороны внося вклад в различные учтивости и показывая комнату, обитую газом из Индии, расшитым золотыми цветами на сероватом фоне; так же были украшены на кровати одеяло и все сиденья и кресла, а в алькове стояла кровать китайского дерева с украшениями из черного дерева из Испании c позолоченными серебряными пластинами.
Маршал отправил курьера на дорогу, чтобы получить предупреждение о приближении кардинала и просил маркиза де Пойянна, губернатора Дакса, предупредить о дне прибытия в его владения; зная, что, выехав двадцатого, он должен быть на месте на следующий день, он послал графа де Гиша, своего старшего сына, с несколькими дворянами ожидать его и сделать ему первые приветствия.
Его Высокопреосвященство прибыл туда через два часа после того, отужинав с маркизом де Пойянном и своей свитой, пустившись в путь утром на следующий день, несмотря на неудобства, причиняемые ему подагрой, после получения им сообщения, что дон Луис де Харо прибыл 20-го числа в Сан-Себастьян, как вы уже знаете.
Граф де Гиш сопровождал его в передвижении в паланкине маршальши, его матери, который был послан к воротам Астенга, куда он прибыл около десяти часов, и нашел там маршала, в сопровождении которого поздним утром направился в Бидаш, и для этого были приготовлены три больших судна, а также ждали три кареты с шестерками лошадей, и его знать, во главе которой маршировали гвардейцы. Переправившись через реку Гав на этих лодках, не сходя с паланкина, он был встречен на территории Бидаша, в полулье от замка, пехотным полком этих земель маршала, состоящем из 1500 солдат в строю, вооруженных голландскими мушкетами и бискайскими пиками, все очень хорошего сложения и со знаками ополчения этой провинции: под командованием десяти капитанов, с лейтенантами и многочисленными Энсинами. Во главе их всех стоял граф де Лувиньи, второй сын маршала, который держал в руках пику, как местре-де-камп, приветствуя Его Высокопреосвященство с очень большим изяществом.
Затем он вошел в замок, который сразу ему понравился, и маршальша с дочерью сопроводили его до предназначенных ему апартаментов; его доставили туда в кресле из-за подагры, до сих пор мешавшей ему ходить, но он почувствовал существенное смягчение боли, увидев самую красивую лестницу, какую только можно узреть во Франции, и все редкости, включая то, чем Его Высокопреосвященство был приятно удивлен - восхитительной комнатой, подготовленной для него, и чье расположение, убранство и удобство заставили его признаться, что его никогда еще лучше не размещали во Франции. Там были два кабинета, куда войдя можно было, будучи невидимым, слушать мессу, а также здесь нашлось место и для всей его многочисленной свиты.
В нижних залах накрыли три больших стола, из которых один предназначался для него и нескольких выдающихся персон: но из-за недомогания ему сервировали с часовым опозданием в его постели, в то же время, как и другие столы, первый из которых был для главных лиц из тех, кто сопровождал его, накрыли со всей мыслимой учтивостью и хорошим порядком, а также с замечательным обилием редких видов мяса и различных сортов вина, охлаждаемого снегом, доставленным прямо из Пиренеев.
После столь великолепного ужина был изысканный концерт для скрипки, гобоя и других инструментов: и затем различные танцы, французские и испанские, которые пришлись по вкусу всей компании. И так было 22-го и 23-го, т.е. все то время, пока Его Высокопреосвященство находился в этом удивительном доме.
Двадцать четвёртого, около восьми утра, его пронесли в кресле по всем прекрасным апартаментам в сопровождении маршальши, и в первую очередь он обратил внимание на галерею, превосходно сделанную и очень длинную, в которой располагались портреты всех предков этого прославленного Дома: потом он отправился в Байонну, куда маршал отбыл накануне вечером, чтобы дать необходимые распоряжения по его приему.
Городские власти делегировали двух эшевенов и шесть старейших буржуа, которые прибыли с тремя большими баркасами, обитыми и украшенными изнутри и снаружи гербами короля, Его Высокопреосвященства и губернатора, и шестью лодками, также очень хорошо украшенными, на каждой из которых было 20 гребцов: & эти суда подошли к подножию замка (в Бидаше), где он погрузился на них и проследовал, принимая отменную закуску, замечательно сервированную, со всеми видами мяса, фруктов и джемов.
На подходе к городу дали пятьдесят пушечных залпов из замка и с судов, находящихся в порту: & была встреча маршалом де Грамоном, явившимся в сопровождении знати и гвардии под звуки залпов. Затем облаченные в алые платья отцы города, устами своего Первого эшевена, приветствовали его, а потом сопроводили на берег реки через строй гвардейцев, состоящих из пятисот мушкетеров и копейщиков. Его Высокопреосвященство проследовал по мосту через толпу людей на большую и красивую площадь, на которой располагалось епископство; ему салютовали военные и палили из пушек; так что не пропустили ничего в этой встрече, в том числе испанцев, тоже разделяющим радость народа по поводу визита Его Высокопреосвященства.
Но и этого было мало: в своей резиденции он получил приветствия от тех, кто прибыл после обеда, а также получил сообщение от дона Антонио Пиментеля, находившегося рядом с доном Луисом де Харо, о том, что последний уже прибыл в Сан-Себастьян.
На следующий день, 28-го, он отдал распоряжение двигаться в Сен-Жан-де-Люз, получив заверения в почтении от всех и особенно от мэрии этого города, чем он выразил большое удовлетворение, отметив хороший прием, устроенный ему, и отбыл в сопровождении эскорта, соответствующего его достоинству и должности такого великого министра.
Это сопровождение состояло из 300 мушкетеров, богато одетых, шествовавших впереди его охраны во главе вместе с пешими пажами и слугами в прекрасных ливрях, облаченной в новые алые casaques.
Он передвигался в паланкине, окруженный знатью, а также сеньорами его двора, следовавшими в каретах.
Выезд состоял из нескольких повозок и 24 мулов с богатыми попонами. Маршал де Грамон, сопровождавший его, двигался следующим образом, о чем невозможно умолчать: 2 повозки, 12 мулов с вышитыми попонами, 32 охранника, 8 пажей, берейторы и timbalier, играющий Alemande, его капитаны спереди и сзади, все прекрасно одетые.
Он находился в своей карете, запряженной шестеркой лошадей, вместе со своей семьей, архиепископом Тулузы и графом де Тулонжоном, cвоим братом, сопровождаемый тремя другими, снаряженными в той же манере, в которых ехали знатные люди его провинции вместе с большим числом дворян, каждый из которых норовил проявить усердие перед губернатором, явившись приветствовать Первого министра и короля в его лице с огромным энтузиазмом.
Может, даже не обошлось без перегибов в ожидании увидеть поближе этого принца, соединившего в себе пальму с миртом и оливой, чтобы принести славу, радость и счастье своим подданным.
Наши заметки заканчиваются прибытием Его Высокопреосвященства в Сен-Жан-де-Люз уже первого числа этого месяца, кроме того, он остановился в замке Уртюби (Urtubie), принадлежащем бальи Лабура; и два министра в течение нескольких дней проводили встречи на небольшом острове по середине реки Бидасоа, разделяющей Францию и Испанию.
Париж, бюро в Галереях Лувра перед улицей Сен-Тома, 13 августа 1659.
Более, чем когда-либо, наши читатели находятся в нетерпении, желая знать об успехах столь важного посольства маршала герцога де Грамона, за которым не отрывая глаз следят сегодня все народы Европы: вот почему мы удовлетворим первое любопытство без задержки, рассказав о следовании посла, и это будет служить в качестве прелюдии.
Выступив из Ируна третьего числа прошлого месяца с необыкновенной свитой, как вы знаете, он лег спать только в Толосе (пройдя ок. 45 км), на следующий день в Ornate (возможно, это Оньяте; переход 45 км): и, таким образом, продолжал передвигаться короткими дневными переходами из-за количества мулов, имевшихся у него, и в основном из-за необыкновенной жары в этих краях, которую невозможно было терпеть после полудня, особенно между скалами и на равнинах, где, проходя, нельзя было найти другой тени, кроме нескольких олив.
Пятого числа он прибыл около трех часов после полудни в Витторию (Vitoria-Gasteiz, снова через 45 км), куда вступил под залпы артиллерии и демонстрацию всей возможной радости и расположился в доме, прекрасно подготовленном и принадлежащем графу Abletas, вышедшем встретить его.
Там он посетил с особой пышностью глав города и провинции в сопровождении графов де Гиша и де Лувиньи, его сыновей, и всех сеньоров и кавалеров. 6-го он пустился в путь к Миранде-де-Эбро (всего 35 км), в полулье от которой был встречен отцами города с двумя группами жителей, танцующих, как это делается в Испании, на всех церемониях, и вместе с ними проследовал к своей резиденции, где получил приветствия от другой части глав города и дона Мануэля де Моралеса, алькальда Королевской канцелярии Вальядолида, оказавшегося в городе; среди прочих развлечений нашего посла были бои быков.
7-го, сопровождаемый тем же доном Мануэлем де Моралесом и всем народом, он проследовал к городу Ameyrigo (Ameyugo, 11 км): в котором он обнаружил других танцоров, которые сопровождали его до границ Pancorvo (7 км), где его ожидал Главный алькальд с жителями, которые танцевали и привели быка, давшим бы ему то же развлечение, если бы он не был обязан двигаться быстро из-за жары; он прибыл около одиннадцати часов ночи в Bribasoa (Briviesca, 23 км) и удалился в необычайно украшенный дом коннетабля.
Восьмого он вошел в Бургос (43 км), где губернатор выехал на три лье на встречу с ним в своей карете; & городские власти со многими дворянами в других экипажах; и, разместившись, как и некоторые сеньоры и кавалеры его свиты, в каретах губернатора & этих господа, он въехал в это место по центральным улицам к приготовленной для него резиденции. Там его посетили городские главы, архиепископ и клир; губернатор послал ему 24 блюда, наполненных различными редкостями, а архиепископ презентовал великолепную регалию.
Девятого он направился в собор, где был встречен четырьмя канониками под звон колоколов, сопровождаемый хором; после молитвы он осмотрел эту церковь вместе с архиепископом и деканом; & вечером его развлекали боем быков, двенадцатью наиболее яростных, одного из которых сразили копьем с лошади, троих - пешие, и, наконец, остальных затравили собаками: за этим развлечением последовали великолепные закуски; и под конец маршал посетил губернатора и городские власти.
10-го он ночевал в Лерме (40 км), в доме герцога этого имени, который приготовил подобное развлечение с быками, отмененное по причине позднего времени.
11-го он прибыл в Аранду (Aranda de Duero, 43 км), 12-го в Босегильяс (Boceguillas, 45 км), 13-го — в Buitrago ( Buitrago del Lozoya, 42 км), 14-го — в Saint Augustin ( Saint Augustin del Guadalix, 41 км), 14-го — в Алькобендас (Alkobendas, 20 км), где состоялась встреча с доном Кристобалем де Гавильей, одним из мажордомов Его Католического Величества.
Шестнадцатого он отправился обедать в один дом в полулье от Мадрида, и Его Католическое Величество прислал туда генерал-лейтенанта почты, в сопровождении восьми глашатаев, одетых в бархат, и сорока лошадей, из которых было восемь было с седлами и сбруями, украшенными серебряным кружевом; & также предоставил равное число коней для дворян его свиты, все резвые и блестящие, чтобы отправиться в Мадрид.
Через три часа он вошел через ворота Реколетос, вслед за восемью глашатаями с их лейтенантом: после чего он проследовал во главе самого прекрасного кортежа, который только можно видеть, сопровождаемый на некоторой дистанции сорока кавалерами. Они проделали весь этот путь к дворцу легким галопом и почти всегда со шляпой в руке, чтобы отвечать на учтивость простого народа и дворян, заполнивших улицы, помимо многих других, находившихся в каретах, на балконах и во всех окнах, где дамы создавали очень приятную перспективу.
Достигнув площади перед дворцом, обнаружили там также заполненные кареты, как и окна, со знатью обоих полов, и, спешившись со своим отрядом в этом месте, он получил приветствие от дона Энрикеса, Адмирала Кастилии, который был королевского дома и самым учтивым сеньором двора. Его сопровождали несколько испанских грандов.
После комплиментов c обеих сторон Адмирал повел их через различные порталы и лестницы, полные, как и остальной город людей. Дамы восхищались красивыми перьями & разнообразием лент, которыми были покрыты все французы, и никто не мог помешать им хватать и срывать столько, сколько они сумеют. Наконец посол, пройдя через многие галереи и балконы, украшенные статуями и окаймленные алебарльерами, ступил в большой, великолепно убранный коврами и гобеленами зал, по центру которого был свободный проход, а вдоль стен стояло большое количество знатных людей.
маршал де Грамон кланяется королю Испании,
за ним стоят его сыновья, графы
де Гиш и де Лувиньи.
В правом верхнем углу изображены наблюдающие за приемом королева и инфанта.
Маршал и Адмирал, и те, кто следовал за ними, сделали два реверанса, после чего последний отступил, а первый, выйдя вперед, сделал третий уже у ног Его Величества; все это время он держал в руке шляпу, принимая все знаки особого удовлетворения.
Он произнес свою речь с таким изяществом, что вызвал восхищение всей королевской свиты, в которой среди других сеньоров находились герцог Медина-де-лас-Торрес, маркизы Айетон, Эличе и Велада, графы Аранда, Aguillar и Фуэнсалданья, герцоги Ferraneas, Альба, коннетабль Кастилии, принц Atillane, герцог Монтальто, маркиз Леганес, граф Монтеррей, герцог Визар, и маркиз де Вилья Франка.
После окончания своей речи он представил королю основных персон своей свиты, имевших честь подойти к Его Величеству, приветствовавшего их очень благосклонно: затем посол отправился в том же порядке и с тем же сопровождением в апартаменты королевы, которая наблюдала за аудиенцией вместе с обеими инфантами через зарешеченную дверь.
Эти три принцессы находились в верхней части зала, убранного, как и первый, под очень красивым балдахином, на большом помосте, покрытом великолепными коврами, позволяя видеть через дам, окружавших их, изящество & величие, в частности, принцессы Терезы, чья грация и бесконечные прелести позволили судить всем нашим французам о ее достойности занять второе место на престоле их государя.
Маршал де Грамон приветствовал королеву в том же духе, адресовав по окончании речи комплименты ее свите, после чего сделал реверанс ей и обеим принцессам и, не менее хорошо принятый, удалился в большом удовлетворении.
На выходе из дворца Адмирал пригласил его в свою карету и сопроводил к дому секретаря Антонио д'Алосса, великолепно подготовленному для его пребывания благодаря маркизу Эличе, сыну дона Луиса де Харо; что касается других сеньоров и кавалеров его свиты, то по приказу Его Католического Величества их всегда сопровождали с великолепием, к которому добавить нечего.
В этот день и в два следующих ему нанесли визиты все гранды, в том числе, Адмирал Кастилии, герцог Альба и маркизы Леганес & Эличе.
19-го он явился в королевский вестибюль, чтобы отправиться на мессу в капеллу вместе с Его Величеством, Апостолическим нунцием, послами Императора и Польши, а также с многочисленными сеньорами; королева присутствовала вместе с обеими инфантами и старшим из двух маленьких принцев и в сопровождении нескольких дам.
Затем он отправился к герцогу Besjar, а оттуда обедать к Адмиралу, угощавшим удивительным образом всех французских и главных испанских сеньоров за одним столом, где с одной стороны сидели первые, а с другой — последние, - всего 86 человек; музыка, балет и комедия в качестве эпилога; также не забыли и о здоровье государей.
Двадцатого дон Фернандо Руис де Контрерас, государственный секретарь, доставил ему письмо Его Католического Величества и инфанты; и двадцать первого он получил прощальную аудиенцию, обратившись к королю с соответствующими словами, услышав в ответ об уважении к его персоне.
Вечером давали во дворце комедию при свете шести больших белых восковых свечей в серебряных подсвечниках гигантского размера с двух сторон зала; присутствовали Их Величества с инфантами и двумя маленькими принцами; затем посол получил из рук короля бриллиантовое колье очень большой стоимости.
Наконец, завершая этот рассказ, который должен весьма порадовать читателей, сообщаем приятную новость, полученную Его Высокопреосвященством в Сен-Жан-де-Люз срочным курьером от маршала-герцога, что Его Католическое Величество, отвечая на славные намерения нашего великого монарха, согласился закрепить мир королевств этим альянсом двух самых знаменитых королей Европы, грозным для всех их врагов.
Париж, бюро в Галереях Лувра перед улицей Сен-Тома, 10 ноября 1659.
Есть вещи, которые оказываются необычными либо благодаря нашему присутствию, либо благодаря рассказам, сообщающих все новые и замечательные подробности. И не вызывает сомнения, что новые подробности знаменитого посольства маршала герцога де Грамона добавят интересные детали к предыдущим отчетам.
Пройдя через все места, о которых вы уже знаете, и прибыв пятнадцатого прошлого месяца в Алькобендас, он оставался там до следующего дня, четырех часов утра, и был около семи в Maudez, небольшой деревне в четверти лье от Мадрида, где он готовил свою одежду & другие необходимые вещи для въезда.
Там он нашел генерал-лейтенанта и лейтенанта особой почты с шестью главными курьерами и восемью глашатаями, доставившими по королевскому приказу сорок лошадей для дворян его свиты; и он считал, что его кавалькада посланцев молодого и влюбленного короля должна проследовать в манере курьеров, легким галопом въехав по дороге в городские ворота прямо по направлению к дворцу, поэтому он построил свой отряд, чтобы прибыть подобным образом.
Во главе находился лейтенант почты с восемью глашатаями, одетыми в розовые казакины с серебряным позументом, непрерывно трубившие в корнеты. Затем следовал в одиночестве маршал герцог в жюстокоре с золотой вышивкой и с великолепными белыми перьями, верхом на лошади, покрытой попоной с такой же вышивкой. В шести шагах позади него ехала вся его свита, состоявшая из des Comtes de Quincé , des Marquis de Noirmontier, Manicamp & de Gontéry, du Chevalier de Charny , des Comtes de Toulonjon, de Guiche & de Louvigny, des Sieurs de Courcclles & de Magalotti, des Abbez de Feuquiéres , de Cailelan, de Villiers, de Bertaut (брат м-м де Моттвиль) & de Gordes , du Vicomte d'Urtubie, du Baron de Saint Martin, du Marquis de Flamanville, des Sieurs de Chéziéres, de Vesse, & de Fromenteau, des Barons de Nantjaè, de Beauvais & de la Riviére, des Sieurs du Vouidy, de Varangeville, du Vivier, Lesseville, Bazin & Mandat, капитан, лейтенант и прапорщик гвардии маршала герцога, его конюший & четырнадцать дворян его свиты.
Они вошли в ворота Прадо и пересекли город, проследовав по Калле Майор (Calle Major), обнаружив вдоль следования огромное количество выстроившихся карет, а также толпы народа на широких улицах и на балконах, имевшихся везде, вплоть до четвертого этажа, и едва вмещавших желающих. Радость, сопровождавшая их, была настолько необычной, что, хотя и были основания рассчитывать на теплый прием, просто поражала, отражаясь на движении вокруг, лицах, и наши французы постоянно слышали в свой адрес: Да здравствуют! Да здравствуют!, а также другие приветствия.
Это правда, что то, как он ехал, показалось испанцам очень галантным, кроме того, его любезность полностью завоевала их сердца: потому что почти все время он держал шляпу в руке, отвечая на получаемые со всех сторон комплименты.
Он прибыл к дворцу и въехал в вестибюль, где его встретил у подножия лестницы Адмирал Кастилии, которого Католический король послал встретить его вместе со всеми грандами Испании, бывшими при дворе: du Marquis de Leiche, du Comte de Monterey, du Connetable de Castille, des Ducs d'Aurante, d'Alva, & de Monralto , du Marquis d'Aytone, des Ducs de Sefia, de Terranova, & de Médina de las Torres, du Prince d'Astillano, du Marquis d'Alcanicez, du Comte d'Aquilar, du Duc de Bejar, des Marquis de Léganez, &: de Santa Crux, du Comte de Fuanfalida, du Marquis de Vélada.
Эта замечательная компания сопроводила его в апартаменты Его Католического Величества, что удалось не без труда, преодолевая толпу, состоящую из лиц обоих полов; но в конце концов достигли места королевской аудиенции - большого салона, украшенного редкими картинами.
В противоположном конце под балдахином в кресле сидел король, окруженный бесчисленным числом знатных людей. Приветствуя маршала герцога, он поднялся и приподнял шляпу, пока тот преодолевал двадцать шагов до него.
Все гранды расположились слева от Его Величества, а посол подошел к нему один; сказал речь и после благосклонного ответа короля поместился немного справа от кресла, велев подходить французским дворянам для приветствия, умоляя Его Величество оказать им такую честь. Они это сделали один за другим, очень организованно и к удовлетворению этого принца, который с чрезвычайной добротой и терпением ждал, пока они кланялись, и сказал маршалу герцогу, извинившегося за доставленное неудобство, что он был рад их видеть.
Все это время королева и инфанта находились, наблюдая, за зарешеченной дверью, откуда можно было видеть королевское кресло, а потом отправились в свои апартаменты; маршал герцог и Адмирал Кастилии проследовали туда же в сопровождении грандов Испании.
Королева восседала под балдахином, а инфанта находилась слева от нее вместе со своей сестрой; он сразу подошел к Ее Величеству, к которой сначала обратился не снимая шляпы, а затем уже продолжил, обнажив голову; потом он поприветствовал инфанту с непокрытой головой, так же, как и маленькую принцессу, затем он просил, чтобы сопровождавшие его сделали реверансы, как произошло у короля.
После того он удалился вместе с Адмиралом Кастилии и несколькими грандами Испании, с которыми он, выйдя, взошел в карету Его Величества и направился в приготовленный для него дом, украшенный по этому случаю лучшими гобеленами Короны и настолько большой, что там великолепно разместилась вся его свита. Его эскорт сопроводил его до отведенных покоев и попрощался с отменной учтивостью,чтобы позволить ему отдохнуть и расслабиться после дня, доставившего ему много хлопот, но в течение которого он так получил так много почестей, что невозможно себе представить больше.
На утро следующего дня его навестил Адмирал с несколькими грандами Испании, а затем другие, в их числе Папский нунций, послы Польши и Германии; одним словом, дом его был полон благородных людей, желавших видеть его, занимавших все выходы и проходы с замечательным рвением.
В тот же день он выезжал в королевской карете, сопровождаемой шестью другими, заполненными дворянами, с пажами и слугами, следующими пешком, изысканно и богато одетыми и привлекающими всеобщие взгляды.
18-го Его Величество пригласил его на музыкальный вечер, весьма приятный, где был трехчасовой концерт; 19-го он присутствовал на мессе Его Величества, замечательной церемонии, проходившей во дворце в присутствии нунция и тех же послов После он направился с величавостью и великолепием на обед к Адмиралу Кастилии, в котором приняли участие гранды и другие знатные испанцы, числом 45, французские же дворяне помещались с ними за одним столом; и всего было более 80 человек; затем был замечательный концерт для голоса и инструментов, после которого давали весьма занимательную комедию.
Двадцатого дон Фернандо де Руис Контрерас (Don Fernando Ruys de Contrairas), Государственный секретарь, привез ему в письма Католического короля, в которых тот заверил со своей стороны свое согласие на брак Его Величества Наихристианнейшего короля и инфанты: что этот принц подтвердил на следующий день в самых любезных словах.
После столь быстрого и замечательного посольства маршал герцог распрощался с Их Величествами, получив при этом новые знаки внимания. Так королева пожелала показать послу своих сыновей, один из которых, десяти месяцев от роду, хотя и очень красивый, был хилым и умер, к большому сожалению, через несколько дней. Кроме того, он высказал последние комплименты инфанте и ее сестре, маленькой принцессе: и король, который, отпуская посольство, хотел ничего не забыть из того хорошего, что было у него при дворе, решил продемонстрировать им комедию, которую сыграли во дворце, чтобы он мог лучше рассмотреть эту красивую и очаровательную принцессу, которая должна являться предметом нашего восхищения и нашего уважения.
Она располагалась за жалюзи, а все французские кавалеры вдали от этого места. Его Величество тоже присутствовал, а также он послал в знак особой милости к маршалу герцогу в его резиденцию пажей, передав с ними в качестве подарка бриллиантовое колье большой ценности.
Стоит только добавить, что посол в последующие дни посетил Аранхуэс и Эскориал; &, наконец, отправился к своему королю, не менее славному, чем счастливому, чтобы принести ему весть об успехе своего посольства и, не льстя Его Величеству, уверять, что он получит принцессу, чья доброта и красота не уступают ничем блеску и величию ее рождения. После чего французы откланялись, ибо полностью достигли своей цели и должны были ожидать скорейшего прибытия этого очаровательного сочетания лавровой ветви мира для нашего августейшего монарха с миртом любви, чтобы удовлетворение стало полным.
Париж, бюро в Галереях Лувра перед улицей Сен-Тома, 13 ноября 1659.
Я возвращаюсь к маршалу де Грамону, который покинул Ирун 4 октября и прибыл в Алькобендас 15-го, откуда он отправился 16-го в четыре утра, выехав в Моден [Mauden, видимо, Maudes], небольшую деревню в четверти лье от Мадрида, где у него была подготовлена одежда и другие необходимые вещи для входа, которые пыль испортила и привела в большой беспорядок,
Там он нашел генерал-лейтенанта почт, одного специального лейтенанта, шесть мастеров и восемь глашатаев, все одетые в арбузно- розовую тафту и на замечательных лошадях. Их послал ему король Испании вместе с шестьюдесятью другими великолепно снаряженными лошадями, предназначенными для тех господ, которые должны были сопровождать маршала при въезде.
Должно было сделать так, как если бы он был на почтовых лошадях, и маршал чувствовал, будучи посланным королем, [48] галантным, молодым и влюбленным, что нельзя, входя в Мадрид, держаться другой манеры, кроме как курьера, явившегося на полной скорости засвидетельствовать инфанте нетерпение и страсть своего хозяина (которые бесконечно порадовали испанцев, еще не потерявших вкуса к старой галантности Абенсеррахов), и проскакал галопом всю дорогу от самых ворот города до дворца.
Поскольку было необходимо соответствовать команде, в которой он был, и делу, которым он пришел заниматься, маршал организовал свой отряд так, чтобы не было никакого беспорядка, и двинулся во главе с лейтенантом почт и шестью мэтр-курьерами, за ними восемь глашатаев, которые производили своими рожками дьявольский, возвещая об их прибытии.
После генерал-лейтенанта следовал в одиночестве маршал; в шести шагах за ним вся французская кадриль [небольшой отряд всадников, участвующий в карузели], за которую, конечно, не было стыдно послу, потому что те, кто составлял ее, смотрелись на удивление великолепно.
Маршал вошел через ворота Прадо, пересек город из одного конца в другой и последовал по Калле Майор. Везде было много карет расположенных в таком порядке, чтобы они не помешали его следованию, и количество людей тем более удивительное, потому что улицы, очень широкие, и балконы, у всех домов располагавшиеся до четвертого этажа, не могли их вместить.
Легко представить себе много людей и бесчисленные кареты в городе [50] таком, как Мадрид, являющемся обиталищем королей Испании, но невозможно постигнуть и выразить радость и восхищение всех этих людей.
Со всех сторон слышались крики на испанском: Viva el marescal de Agramont, que es de nues sangre, y que nos trahe la pas y la bodas de nuestra serenissima Infanta con el rey Christianissimo, tan bravo, tan lindo, y tan moço! Dios los bendiga à todos! (Да здравствует маршал де Грамон, который происходит от нашей крови, принесший нам мир и пришедший заключить брак нашей Светлейшей Инфанты с Наихристианнейшим королем, таким добрым, таким красивым и таким молодым! Да благословит их всех Бог!) Можно сказать, что никогда не было более полной всеобщей радости, и хотя можно было ожидать, что его хорошо примут, учитывая тему посольства, нельзя было представить себе, чтобы радость была столь искренней и необычайной, как та, что проявлялись на лицах и в движениях стольких людей.
Действительно, манера, в которой был устроен въезд, показалась всем очаровательной, и можно также без преувеличения утверждать, что в ней чувствовалось все изящество новизны. Маршал де Грамон все время находился с непокрытой головой, отвечая на знаки внимания, получаемые от дам и кавалеров.
Наконец он прибыл во дворец, заехав на лошади в вестибюль у подножия парадной лестницы, где его приветствовал по поручению короля Испании адмирал Кастилии вместе со всеми грандами, находившимися в то время при дворе, а именно, маркизом Эличе (Liche), графом Монтерреем, коннетаблем Кастилии, герцогом Aurante, герцогом Альбой, герцогом Монтальто, маркизом [50] Айтоном, герцогов Сесса, герцогом Терранова, принцем Астильяно, маркизом Альканизом, графом Агиларом, герцогом Бехаром, маркизом Леганесом, маркизом Санта-Крусом, графом Фуэнсалданьей и маркизом Велладой.
Маршал с трудом поднимался по лестнице в большой толпе; все бежали: кто увидел его, хотели видеть снова, и, хотя он находился окруженный со всех сторон мужчинами и женщинами, его то и дело дергали за жюстокор, чтобы он повернулся к ним, преграждали ему путь, вынуждая остановливаться.
Что до меня, очень молодого, очень красивого, сильно украшенного, шедшего рядом с ним, унесли, как святое тело tapades (так называют в Мадриде женщин легкого поведения), и меня с такой силой стали обирать, срывая мои ленты, что им не потребовалось бы много времени, чтобы раздеть неня публично, что и произошло бы, не вмешаяся адмирал Кастилии и два или три других гранда, оценившие весь риск и вырвавшие меня силой из рук этих стервятников.
Пробившись с большим трудом, маршал де Грамон прибыл в апартаменты короля, который ждал его на аудиенции в большом салоне, украшенном самыми красивыми гобеленами короны.
Он сидел в кресле под балдахином, вышитым золотом и крупными жемчужинами, на фоне задника которого помещался портрет Карла V на коне, кисти Тициана, столь натуральный, что и человек, и лошадь казались живыми.
Слева от него расположились все те гранды, которых я только что упомянул, и немного в стороне бесконечное число [51] людей самого высокого ранга. Несмотря на то, что украшения всех этих господ здесь были не самыми блестящими, в воздухе витало столько великолепия и величия, которого я не видел где-либо еще. Король встал при появлении маршала и отсалютовал ему шляпой; и маршал, будучи в двадцати шагах от его кресла, сделал ему три общепринятых поклона; а затем, подойдя один к королю, произнес следующую речь:
Сир, Король, мой господин, послал меня к Вашему Величеству, чтобы показать ту большую радость, которую он чувствует, видя, что Бог благословил святые намерения Ваших Величеств положить конец долгой войне, дав отдых не только многим народам, вовлеченных в нее, но и всем, христианам, давно, вздохающим о такой большой и необходимой работе: и потому король, мой господин, не желает ничего, кроме хорошего и прочного союза между Вашими Величествами, считая, что ничто не может лучше установить его, чем испросить мне от его имени у Вашего Величества Светлейшую инфанту донью Марию Терезу, старшую дочь Вашего Величества, ему в для заключения брака; заверяя его, что особое уважения к редким качествам, которыми наделена Светлейшая инфанта, вместе с блеском и величием ее рождения, заставляют его страстно и с крайним нетерпением желать заключения этого брака, который должен наполнить вселенную радостью, стереть память о многих общественных бедствиях и соединить сердца Ваших Величеств нежнейшей и прочнейшей связью, [52], которую только можно вообразить, наполняя Францию благословениями, а личность короля, моего господина, таким полным удовлетворением, что мои слова не могут выразить это Вашему Величеству.
Католический король ответил, что день, которого он ждал, наконец, к его большой радости наступил; и он будет способствовать со своей стороны поддержению хорошего и искреннего общения с королем, его братом и племянником: что касается просьбы в отношении инфанты, он считал ее достойной и подходящей, и по сему он даст быстрый и благоприятный ответ, предложив, однако, отправиться увидеться с королевой и инфантой.
После чего маршал де Грамон отступил немного вправо от кресла короля и сделал знак всем находившимся с ним оговоренным лицам, те подошли и поприветствовали его, предварительно умоляя его удостоить их подобной чести.
Граф де Гиш был первым, кто подошел выразить ему почтение, а так как это был человек из самых приятных мире и с самой благородной фигурой, король посмотрел на него внимательно и, обращаясь к маршалу, сказал: "Buen moço es. (Красивый мальчик)"
Когда я поклонился, король нашел, на его выбор, меня в чем-то более изящным, чем графа де Гиша, и под конец сказал маршалу по поводу обоих братьев: У вас очень хорошие и красивые дети; и хорошо [53] видно, что у Грамонов испанская кровь.(Teneis muy, buenos y lindos hijos; y bien je hecha de ver que los Agramonteses salen de la sangre de Espana.)
Эти слова из уст Филиппа IV, который неохотно открывал их, удивили всех грандов, аплодисментами и комплиментами отдавших дань уважения моему отцу.
Остальные французские кавалеры следовали один за другим, и маршал произносил имя и титул каждого из них.
Король имел доброту и терпение дождаться, пока они все прошли перед ним, и сказал даже с бесконечной вежливостью, ответив маршалу на его извинения по поводу столь многих приветствий, что они его не утомили, напротив, он был рад их видеть.
В то время, как все это происходило, королева и инфанта стояли, скрываемые за жадюзи, которое было сделано специально для этого в одной из дверей, наблюдая кресло короля, и видя все, будучи почти незаметными.
После нескольких любезных слов маршал удалился в том же порядке, как и вошел, в сопровождении адмирала Кастилии и всех грандов Испании.
Он направился в апартаменты королевы и говорил с ней некоторое время с покрытой головой, а затем незамедлительно снял ее, продолжив свою речь, а затем приветствовал инфанту.
Католический Король предупредил маршала в Алькобенасе через дона Кристобаля де Гавилью, чтобы тот при первой встрече воздержался говорить о браке с инфантой. Потому маршал думал, что было достаточно отдать ей письмо королевы, добавив следующие слова на испанском, так как французский был ей также известен, как арабский: [54]
Senora, la carta de la Reina, my señora: my respecto y my silencio podran significar à VAR lo que no me atrevo à dezille.(Сеньора, письмо королевы, моей госпожи: мое уважение и мое молчание будут свидетельствовать Вашему Высочеству то, что я не смею произнести.)
Завершив комплименты, он спустился по лестнице, всегда в сопровождении адмирала и других грандов, взошел в королевскую карету, которая доставила его в дом, заранее подготовленный и украшенный наиболее красивыми гобеленами короны. Адмирал сопроводил его в апартаменты, где оставил его расслабиться после дня, доставившего ему много хлопот и усталости, но также столько почестей и отличий.
На следующее утро его посетил адмирал, а затем несколько гранлов Испании, которые с тех пор приходили повидать его все один за другим сами по себе, а также нунций Папы, послы Императора и Польши. По правде говоря, визит императорского посла удивил маршала, поскольку он никогда не видел его во время своего пребывания во Франкфурте и не ожидал получить его комплименты. Дворец маршала всегда был полон всеми, кто был наиболее знатным в Мадриде, и когда он выходил на улицу, люди все еще испытывали такое же воодушевление по отношению к нему, как и в день его прибытия. После обеда он вызхал в карете короля в сопровождении шести других, заполненных французскими дворянами. За ними следовали пешком пажи и лакеи, которые, можно сказать, были достаточно галантно одеты, чтобы вызывать любопытство самых разных людей.
18-го король послал за ним в вечернее время, чтобы слушать музыку, звучавшую три часа в его покоях: она была хороша для испанцев, привыкших к ней, и дьявольской для французов, которые еле удерживались от смеха; но это в характере нации, которая не согласна со всем, что исходит не от нее, но всегда хочет, где бы не находилась, следовать французской моде.
19-го маршал присутствовал на королевской мессе во дворце, где также находились папский нунций, посол императора и Польши; затем был ужин у адмирала Кастилии, который устроил ему превосходный и великолепный пир в испанской манере, то есть столь губительной, что никто не мог есть.
Я насчитал семьсот блюд, все с гербами адмирала: все было шафрановым и позолоченным;... и обед длился более четырех часов.
Вечером был концерт для голоса и инструментов, оказавшийся не лучше еды, и праздник закончился в полночь комедией, которой следовало восхищаться, находя ее великолепной.
20-го дон Фернандо Руис Контрерас, госсекретарь, доставил маршалу письма Католического короля, в которых тот с радостью согласился на брак короля и инфанты, и о чем Его [56] Величество собрался сказать лично: он сделал это на следующий день в речи такой любезной, что и добавлять нечего.
После такого быстрого и благоприятного исхода маршал простился с королем и королевой, которая сказала ему о желании показать принцев, сыновей (которые оба были рядом с ней), Светлейшую инфанту и маленькую Инфанту, живая и милая, насколько возможно. На ней вскоре после этого женился император (1666), и она не пережила этот брак.
(Фелипе Просперо (5 декабря 1657—1661), Томас Карлос (23 декабря 1658—1659), Маргарита Тереза Испанская (1651—1673), будущая и мператрица, жена Леопольда I).
Выполнив свои благородные обязанности, король пожелал присутствия маршала на комедии, которую играли во дворце, чтобы у того было больше свободного времени рассмотреть Инфанту и увидеть там всех дам, притом приняв на себя специальную заботу разместить всех французские кавалеров на самых почетных и самых удобных местах.
Что касается маршала, то его поместили за жалюзи, и он сидел там, где гранды Испании всега стояли перед королем. Его Величество проявил чрезвычайную доброту, допустил его пажей в место, где имели право находиться лишь гранды и дамы дворца.
Вечером, как только маршал возвратился в свое жилище, Католический король послал своего хранителя драгоценностей доставить от его имени бриллиантовый кордон большой стоимости. Большинство испанских грандов в подражание друг к другу дарили ему прекрасные картины и самых красивых своих лошадей.
Через несколько дней отправились в Аранхуэс и Эль Эскориал: расположение первого, фонтаны, большие [57] аллеи, терраса с лье длиной с двумя рядами деревьев, красивее, чем все липы, что я видел во Фландрии, и по которому протекают две красивые реки Тахо и Харама, создавая замечательный вид.
Если говорить о доме, то нет мелкого буржуа из окрестностей Парижа, который не имел бы более удобный, более красивый и украшенный дом, чем один из любимых дворцов Филиппа II.
Что касается Эскориала, то по отдельности можно видеть более красивые вещи; и все вместе они создают удивительное богатство и великолепие.
Маршал де Грамон не хотел уезжать, оставив без внимания Буэн Ретиро, дворец и Прадо. Здание Ретиро было построено графом-герцогом Оливаресом: достаточно большие апартаменты, довольно удобные, но плохо обставленные и безвкусные, потому что вкус испанцы не имеют ни для чего, называемого мебелью, садами и зданиями.
Там были три или четыре больших зала, полные самых прекрасных картин Тициана и Рафаэля, совершенно бесценных, но после смерти Филиппа IV его королева надумала снять с них в копии и отправить в Германию все оригиналы, продав их практически за бесценок.
Дворец короля велик: все апартаменты расположены в шахматном порядке, и едва освещаются. Они устроены таким образом из-за того, что летом в Мадриде очень жарко.
Во всех апартаментах нет украшений, кроме салона, где король принимает послов, но, что замечательно, это картины, висящие
во всех комнатах, и красивые гобелены, которые гораздо красивее, чем [58] принадлежащие короне Франции. Из них Его Католическое
Величество держит восемьсот в хранилищах: это заставило меня как-то раз сказать Филиппу V, когда я был у него чрезвычайным
послом, что он должен продать четыреста, платить своим войскам и вести войну, и что у него останется достаточно, чтобы обставить
четыре дворца, подобных этому.
Расположение и вид из дворца прекрасны, а площадь перед ним великолепна.
Здание Прадо было построен Карлом V: апартаменты маленькие и достаточно удобные, но не ощущаются королевским домом. Оно расположено в очень красивом месте и c очень хорошей атмосферой. Что касается Каса-дель-Кампо, то там есть несколько очень маленьких и плохо ухоженных садов; и строение, больше похожее на кабак, чем на что-либо еще.
В то время, как маршал де Грамон посещал все эти места, он послал сьера де Гонтри, метрдотеля Месье, к Их Величествам и кардиналу Мазарини с новостями своей о быстрой и благоприятной поездке; и письма, которые он натправил им были следующего содержания.....