Арман Жан дю Плесси, кардинал герцог де Ришельё (Armand Jean du Plessis de Richelieu)
(1585 - 1642)

из писем

Я написал графу де Гишу (Антуану III де Грамону), что король позволил ему отправиться в Париж, чтобы находиться там во время родов его жены.

Ги Патен, медик и писатель (Guy Patin)
(1601 - 1672)

из писем

Вчера граф де Гиш, старший сын маршала де Грамона, был обручен с мадемуазель де Бетюн, дочерью г-на де Сюлли и внучкой канцлера. Этот господин де Сюлли является зятем канцлера: сын маркиза де Рони, который был сыном старого г-на де Сюлли, интенданта при Анри IV, обвиненного и уволенного в 1611 году с помощью иезуитов и отца Коттона.

Маршал де Грамон очень болен в Байонне, что очень печально, потому что это великолепный сеньор, достойный древних.

смерть младшего брата короля Англии герцога Глостера, который умер в возрасте двадцати лет от ветряной оспы [21.09.1660 по юлиан./01.10.1660] ; ММ.граф де Гиш и маркиз де Ришелье вышли из Бастилии.

Короля ознакомили с некоторыми интригами двора, в том числе о письме, которое было написано в Париже и отправлено в Испанию, откуда оно вернулось обратно в Париж и передано королеве-матери, которая передала его в руки короля; граф де Гиш, старший сын маршала де Грамона, в крайнем смущении, король зол на него, он послал в Эг-Морт арестовать маркиза де Варда, который находился в центре этой интриги, а также графиню Суассон и других.

Граф де Гиш получил команду короля удалиться в Гаагу в Голландии, и графиня Суассон в немилости у короля из-за письма, которое пришло из Испании

Маршал де Грамон уехал Байонну и удалился от двора, сожалея, что не будет иметь возможности напоминать королю о графе де Гише, своем сыне.

Здесь говорят, что король простил графа де Гиша, и я рад этому, и что мы пошлем войска на войну в Каталонии.

Луи-Анри де Ломени, граф де Бриенн, государственный секретарь по иностранным делам, государственный советник (Louis-Henri de Loménie, comte de Brienne)
(1635 - 1698)

из Мемуаров

Граф де Гиш был хорошим кавалером и безупречным, как Байярд, Lahire и Xaintrailles (французские рыцари XIV-XVI вв.), но он был неправ, похваляясь о своей значимости и обижая короля, о чем я скажу несколькими страницами ниже.

   

Я уже говорил о храбрости короля, о мудрости, являющейся добродетелью, что не ставится под сомнение. Это мудрый и предусмотрительный человек, и никто никогда не будет иметь больше умеренности, я докажу это на примерах.

Во-первых, очень неосторожное слово, сказанное графом де Гишем в его присутствии, и он был рад, что Его Величество слышал его. «Это ложная храбрость, - сказал он кому-то из придворных, - когда мы ежедневно крушим руки и ноги, не подвергаться ни единому мушкетному выстрелу.»

Король услышал его и сделал вид, что не слышит: она был мастером выдержки. Но то, что является самым замечательным, он думал, может быть, что сделать после удара, когда положил голову на подушку.

«Граф де Гиш, - подумал он, - прав. Он покалечил руку, служа мне, а я никогда не был ранен, он храбр, и он был пьян, когда обвинил меня в ложной храбрости. Нужно отомстить за неосторожное слово, и показать, что у меня есть столько же мужества, сколько у него.»

Это не в буквальном смысле, этого не осталось на бумаге. Маршал де Грамон отправил своего сына через некоторое время и дал ему возможность демонстрировать свое бесстрашие в Голландии.

   

Ян II Казимир Ваза, король польский и Великий князь литовский (Jan II Kazimierz Waza)
(1609 - 1672)

из писем

Я не могу ни описать пером , ни передать словами те страдания, препятствия и трудности, которые ждали нас на пути из Стародуба к этому месту: леса, боры, густые и заросшие невыразимо, дороги узкие, полные потоков, разбухшие от воды и снега, который начал таять до весеннего равноденствия; словом, мы должны были бороться день и ночь против холода и льда, который уже не держал и начал ломаться, голода и смертности тысяч лошадей, умиравших по причине отсутствия корма, и, наконец, голодом самих людей, которые при нехватке продовольственных запасов питаются всем, что попадется, в том числе мертвыми конями, и все это продолжалось в течение пятнадцати дней и продолжается по сей момент, потому что мои части еще в лесу. Я сам, только с графами де Гишем и де Лувиньи и небольшой горсткой людей, пришел сюда в прошлую пятницу; и если люди не прибудут до завтра, не дожидаясь более, в среду, по воле Божией, я пойду прямо к Могилеву, где буду ждать как прибытия вещей, так и возвращения моего посла из Москвы, чтобы сохранить то немногое, что осталось, и договориться с московитами о мире.

   

Сьер де Прадель, генерал-лейтенент, командующий французскими войсками в войне Соединенных Провинций (1665) против епископа Мюнстера (sier de Pradel)

из писем

   

Мы решили занять это место. Tavanne выполнил этот приказ и сделал все возможное, чтобы подойти достаточно близко к укреплениям, зашищающим ворота города, и войти внутрь, но все его старания были бесполезны, что заставило его оставить исполнение на Лувиньи.

Граф Гиш, который всегда был в армии, с самого начала ее марша (неразборчиво слово), занялся габионами и щитами, чтобы преуспеть в предпринимаемых действиях.

Он отправился в траншеи в ночное время и, хорошенько изучив доступные для всех вещи, выяснил путь и расстояние там, где по окончании своей работы, мы хотели атаковать. Затем он собирался начать атаку, но он был остановлен обстрелом, проведенным врагами в час непривычный и так противоречащий используемой в этих случаях практике, что все были удивлены. ... Они сделали предложение о прекращении огня, чтобы знали об их желании сдаться. С этой целью мы получили и дали заложников, и я направился к тем, кто вышел из города с капитуляцией.

   

Юг де Лионн, дипломат и государственный министр Франции (Hugues de Lionne, marquis de Fresnes, seigneur de Berny)
(1611 - 1671)

из писем

Я прочитал королю все, что вы мне сообщили на предмет графа де Гиша, и затем М. маршалу де Грамону, сказавшему мне о последних обстоятельствах. Он ожидает, что его последние письма отвлекли его сына, который предпринял столько хлопот, чтобы отправиться в Польшу, от этого решения, и он возобновил свою первую мысль о желании попасть на борт адмирала Голландии. Умоляю вас, скажите г-ну графу, что у него нет слуги ревностнее, чем я.

Годфруа, граф д'Эстрад, дипломат и маршал Франции (Godefroi, Comte d'Estrades)
(1607 - 1686)

из писем

Господа де Монако и граф де Гиш прибыли на Тексель в тот же день, когда флот должен был отплыть.

Новость пришла вчера о выигрыше битвы против англичан от господ из Штатов; сражение продолжалась четыре дня, и утром понедельника, который был последним, двадцать два корабля прибыли для усиления к англичанам, в то время, когда адмирал Рюйтер преследовал их, что заставило его остановиться и собрать свои суда для борьбы с превосходящими силами;

Англичане, со своей стороны, после получения этой подмоги, приготовились начать бой, который затем продлился шесть часов с равным преимуществом, но адмирал Рейтер видя колебания Победы, поднял красный флаг - сигнал для общей атаки - и пошел так энергично на флот врага, пронзив его два раза, взяв шесть больших сосудов и потопив четыре на глубине, что после этого английский флот обратился в бегство, и вечером, когда поднимается густой туман, адмирал де Рюйтер, будучи близко к берегам Англии, задержался, опасаясь посадить на мели свой победоносный флот.

В течение четырех дней боев он захватил одиннадцать больших кораблей & сжег или потопил десять; вся эскадра Белого вымпела была уничтожена, адмирал Aschut взят в плен, а его судно Royal Prince cо 100 пушками на борту, будучи обстреляно, сгорело; корабль вице-адмирала под командованием Баркли, губернатора Портсмута, с семьюдесятью пушками, привел еще пять других кораблей той же силы в Маас; и, говорят, Баркли и другой вице-адмирал были убиты на своих судах мушкетными выстрелами. Есть три тысячи пленных и много погибших.

Что же касается Штатов, то адмирал Зеландии Корнелис Evertsen был убит при захвате вице-адмирала Белого вымпела; вице-адмирал Амстердама был тоже убит, три судна сожжены, четыре потоплено & ни одно не было захвачено, но двадцать лишилось мачт: Тромп вывел шесть судов одно за другим, и адмирал де Рюйтер был вынужден дважды исправлять его ошибки.

Мы никогда не слышали о таком упорном сражении с обеих сторон.

[270] В рассказе, в котором Сьер де Nieuport поведал Штатам обо всем, что случилось, он преувеличил действия графа де Гиша, которые довольно необычны.

Он говорит, что принц Монако и граф в это время были на корабле капитана Terlon, помогающем адмиралу де Рюйтеру, и бывшим первыми, кто сразился с врагом, а затем подошедшим к вице-адмиралу Красного вымпела на пистолетный выстрел, и стрельба была поддержана одними и другими, бой длился два часа, и было убито много людей, граф де Гиш, действовавший с матросами и солдатами из-за легкости, которую он имеет в языке, даже большую, чем сам капитан, в то время, когда он думал, что является хозяином вражеского судна, столкнулся со вспыхнувшим огонем, который всеми силами пытались потушить, но огонь уже перекинулся на паруса. Принц Монако & он разделись и собирались броситься в одних кальсонах в море, прежде, чем пожар доберется до пороха.

В этот момент одно из судов Штатов подошло вплотную к тому, где они находились, и эти господа вместе с тремя или четырьмя человеками успели перебросить свои шпаги и быстро перескочить.

Этим судном командовал брат адмирала де Рюйтера, который отправился на помощь другим терпящим бедствие судам. Г-н Принц Монако и граф де Гиш с Сьером де Нуантелем оказались [271] на судне адмирала де Рюйтера, где встретили их с радостью и дали им камзолы.

Вскоре после их прибытия двадцать два судна пришли на помощь англичанам, это было в последний и самый тяжелый день боя. Эти господа всегда были во всех наиболее опасных местах, и граф де Гиш был легко ранен в руку и плечо ружейным выстрелом. Он потерял троих слуг и оруженосца маршала де Грамона.

Господа de la Frete сделали вещи довольно удивительные, присоединившись к адмиралу де Рюйтеру: они сели в Bosselle на галиот за день до боя, и пришли на следующий день на глазах обоих флотов.

Они заставили посредством денег капитана галиота пройти через флот англичан стоявший на их пути, что было сопряжено с большой опасностью, и присоединились к кораблям адмирала де Рюйтера, сражаясь до конца рядом с ним. Нельзя не сказать Вашему Величеству, какую репутацию они получили, и опасности, которые они преодолели, чтобы отметить страсть, делающую их способными служить Вашему Величеству.

Господа из Штатов предоставили десять кораблей, которые должны были оборудовать для короля Дании, пять из которых находились в Текселе, два на Маасе, чтобы они присоединились к де Рюйтеру; было шесть кораблей, с девятьюстами моряками и полутора тысячами солдат, чтобы заменить раненых, и отправлены, кроме этого, на двести тысяч пороха и боеприпасов всех видов.

Провинция Голландия направила миллион в адмиралтейство, чтобы [272] усиленно заниматься ремонтом судов, получивших повреждения в ходе сражения. Резолюция принимается о том, чтобы сохранить море, а также укрепить флот даже больше, чем это было, чтобы обогнать Ваше Величество со всею предосторожностью.

Через два месяца у них будет двадцать четыре крупных корабля, шесть из которых восемьдесятипушечные, другие семьдесятипушечные: после этого англичане почувствуют наверняка, что Штаты не столь презренны, как они считают.

Граф де Гиш собирается оставаться несколько дней с M. курфюрстом (Бранденбурга), который выразил на это свое желание. Он сделал ему комплимент по возвращении и выразил свою радость по поводу того, что он избежал опасности, которой искал. Я боюсь, что он теряет надежду на возвращение благосклонности короля, и отправившись в Польшу, где мы потеряем его навсегда, и я не думаю, что если он будет в этой стране, то никогда не вернется. Я делаю столько, сколько я могу, чтобы развеять печали, так и переполняющие его при мыслях, что у короля нет дружбы для него, и я представляю ему неправильными такие вещи; и то, что Его Величество говорил г-ну маршалу де Грамону на эту тему, и депеша, призванная предостеречь его от некоторых ошибочных действий, когда принц Монако покинул Францию, означает противоположное тому, что он думает, поскольку короли не делают таких авансов для людей, которых они не любят и в которых не верят. Вот, где мы находимся. Я возражаю вам, что он вызывает во мне жалость; потому что, имея много ума и доблести, он страдают больше тех, кто наделен всем этим в меньшей степени.

Кристиан Гюйгенс, великий нидерландский механик, физик, математик, астроном и изобретатель (Christiaan Huygens)
(1629 - 1695)

из писем

Граф де Гиш, прибыл сюда и пришел, чтобы посмотреть со мной флот.

Со вторника здесь было известие о сражении между двумя флотами, но до сих пор ничто не позволяет быть уверенным в успехе. Я надеюсь узнать что-нибудь сегодня. Было сказано вчера, что преимущество осталось на стороне наших, и они уничтожили у англичанин 15 судов и взяли 8, но эта новость прошла через столько рук, я не посмел бы торжествовать. Г-н граф де Гиш и г-н его зять имели достаточно для удовлетворения своего любопытства.

Здесь невыносимо жарко, и самым лучшим занятием является купание в реке, куда я иду каждый раз, когда я нахожу хорошую компанию. Вы видели в Гааге историю Мадам и графа де Гиша? Я ее получил вчера и нахожу это весьма очаровательно написанным, почти аналогично по стилю с Бюсси.

Шарль Марготель де Сен-Дени, сеньор де Сент-Эвремон, литератор и философ-моралист (Charles Le Marguetel de Saint-Denis, seigneur de Saint-Évremond)
(1613 - 1703)

из писем

В то время я все еще находился в Гааге и в один прекрасный день обнаружил г-на графа де Гиша и г-на де Ла Вальера, украсившими себя, чтобы привлечь внимание людей; они хотели, чтобы их платье также содержало великолепные изобретения.

Граф де Гиш отличался многими особенностями. Он носил перо на шляпе с алмазной пряжкой, слишком большой для его треуголки.

Вокруг шеи - венецианское кружево, которое не было ни галстуком, ни воротником, а скорее маленькими брыжами, которые могли бы удовлетворить тайную склонность к golille (треугольный воротник с горизонтально расположенными концами), приобретенную им в Мадриде.

После этой дани испанскому была куртка в венгерском стиле. Дальше ему в голову пришла античность, чтобы поместить ноги в сапоги, но более галантные, чем у римлян, и написать имя любовницы достаточно хорошо читаемыми буквами из бисера.

От шляпы до куртки - решимость адмирала проявилась во всем: граф де Серин [венгерский граф, борец с османами] воплотился в куртке, мысль о Сципионе сотворила ему сапоги.

Что до Ла Вальера, то он начал самым исключительным образом, и знал, что это возможно; но он чувствовал себя слишком французом, чтобы, говоря по правде, суметь создать совершенство решимости.

   

   

   

Франсуа-Мишель Летелье, маркиз де Лувуа, государственный секретарь по военным делам (François Michel Le Tellier, marquis de Louvois)
(1641 - 1691)

из письма графу де Гишу

Месье, с учетом любезности письма, которым вы оказали честь, написав мне, я могу возразить вам, что хочу со всей страстностью вашего возвращения ко двору и к благосклонности короля, а также видеть вас занятым в подходящем для вашей значимости месте в армии Его Величества; если это важно для вас и утешит маршала де Грамона, то те годы, которые мне остались жить, я отдам, чтобы помочь, пожертвовав лучшее из моего сердца, вот что я могу вам сказать в целом, прошу вас покорнейше, и т.д.

Франсуа-Тимолеон де Шуази (François-Timoléon de Choisy), аббат и писатель
(1644 – 1724)

из "Мемуаров"

   

1670

   

М.де Тюренн не был тогда в фаворе. Кампания 1667 года была для него слишком блестящей, и министры объединились против столь огромного возрастающего доверия, а в следующем году король привлек к своему предприятию в Франш Конте М. Принца.

Его влияние начало снова расти в 1670 году, когда король принял секретное решение воевать с голландцами, отправив Мадам в Англию для подписания договора с королем, ее братом. Это было в секрете, о котором знали эта принцесса и М. де Туренн. Но необходимо признать, что по такому случаю этот великий человек совершил непростительную ошибку, он сказал своей любовнице секрет своего хозяина.

У него была слабость любить мадам де Коакин; она была молода, ему было почти шестьдесят лет. И в этом случае возникает желание компенсировать возраст великой любовью, которую, по мнению многих, следует отметить большим доверием. Он рассказал ей все. С ее стороны было гораздо больше страсти к шевалье де Лоррену, и его двадцать шесть лет должны были одержать победу над старым воином.

Шевалье узнал про английский договор и рассказал об этом Месье, которого он любил, и, возможно, он рассказал ему одновременно забавные слухи, которые касались графа де Гиша.

Как бы то ни было, Мадам вскоре умерла так внезапно, что ее смерть не считали естественной. Король упрекал M.Тюренна за его неосмотрительность и простил, узнав ее причины.

   

1672

   

Тени пятен на солнце не мешают ей стать великой звездой во Вселенной. Например, он (король) совершил две непоправимые ошибки: первую, когда не стал пересекать Рейн вплавь за графом де Гишем во главе своих телохранителей. Было немного опасности и бесконечная приобретаемая слава; Александр и его Граник померкли бы. Это правда, мы должны отдать ему должное, он хотел, но г-н Принц который не осмелился ступить в воду из-за своей подагры, решился отправиться на лодке, обойдя короля в плавании.

Я был свидетелем этого и имел удовольствие сделать этот день очень приятным для короля. Я дал ему послушать мессу.

Он отправился накануне в одиннадцать часов вечера, его армия расположилась в шести лье оттуда, он всю ночь провел на марше, не принимал во внимание ничего, кроме как по дела его предприятия. Я находился случайно вечером в палатке моего брата Баллеруа, когда он распорядился выходить своему полку.

Я последовал за ним без колебаний, не зная, куда мы направляемся, но было ясно, что выход в одиннадцать вечера предпринимается не для парада. Мы оказались в три часа ночи на берегах Рейна напротив Tolhuys. Я видел отвагу графа де Гиша.

Я был в трех шагах от Его Величества, когда он узнала о ране М.Принца и смерти М. де Лонгвилля. Он казалась более тронут первым, чем вторым. Я также видел триумф Кавуа: его назвали среди мертвых, и король дал ему очень солидную похвалу, когда он воскликнул: «Ах, господин де Тюренн будет сердиться!»

Но через полчаса с другой стороны Рейна появился человек верхом, вплавь. Внимание было велико, и в каждый момент времени ожидали новости о том, что делается с другой стороны. Этот человек прошел счастливо, и оказалось, что это был Кавуа, которого принц послал к королю. Его Величество очень обрадовался его воскресению, придворные хотели поддержать похвалу, данную ему.

Наконец, когда дело было окончено в десять часов утра, король, который никогда в своей жизни не пропускал мессы, попросил об этом. Не было капелланов, они отсутствовали. Мы с аббатом Данжо были единственными церковными придворными. Мы пошли за капелланом полка, у нас не оказалось требника, и мы нашли один у графа Айена. Мы воздвигли алтарь и имели честь служить королю на мессе, и я могу говорить по этому поводу в качестве свидетеля.

Но буду ли я так легко относиться к тому, что в моей жизни затронуло меня больше всего? Я слуга, что я говорю? Я особенно люблю М. де Лонгвиля: я буду осторожен, чтобы не воссоздать его портрет здесь, это послужит лишь возобновлению моего горя. Наконец, я знал его как всех; для принца лучший, самый любезный и самый великолепный, но я знал, кроме того, часть его тайны.

Мы ждали новостей из Польши в любое время, и, видимо, он скоро должен был стать королем. Я был с ним ежедневно, и при осаде Орсоя я презентовал ему позолоченную трость, которую он нашел в своем вкусе; потому что не отказывался принять маленькие подарки от своих друзей, конечно, чтобы вскоре сделать им большие.

Прошло тридцать часов с тех пор, как он ушел на сторону Исселя, когда он прибыл в лагерь очень уставшим. Он узнал, что король оставил ночью это место с шестью тысячами лошадей, и его мужество восстановило его силы. Он ринулся на полной скорости и прибыл на берег Рейна, когда М.Принц сел в лодку, чтобы переплыть по другую сторону.

Я был на берегу, и по дороге на ходу, не останавливаясь, он сказал мне мимоходом: «Прощайте, аббат, сегодня при мне нет вашей трости!» Он увидел, что лодка принца уходит и закричал, чтобы его подождали, или что он переберется вплавь. М.Принц, который знал своего племянника, боялся, что он сделает это, и сказал, что его лошадь, почти загнанная, утопит его.

Он вернулся к берегу и забрал его в лодку. Слишком много известно об этом. Соревнование и ревность к славе между М.Герцогом (Энгиеном) и М. де Лонгвилем возбуждали их смелость, и через два часа я увидел своими глазами мертвое тело M.де Лонгвиля поперек седла - голова его была с одной стороны лошади, а ноги на другой.

Солдаты отрезали его левый мизинец, чтобы получить бриллиант. Нет, не думаю, что я когда-либо был так тронут, как тогда. Но, что очень необычно, я все еще был молодым большим игроком, мало привязанным к моим церковным обязанностям (с болью о своем пострижении); я закрылся в хижине, сделанной моим братом де Баллеруа, и я молился Богу о М. де Лонгвиле на коленях, со слезами и раскаянием от всего сердца за свои грехи.

Я не мог не думать о том, что молодой амбициозный принц, подчиненный своим страстям, был убит, и мысли о вечности не покидали мою голову. Эти фатальные мысли мучили меня во время кампании, и я не оправился, пока не узнал, что М. де Лонгвиль, прежде, чем отправиться в армию, исповедался и был готов к христианской смерти.

Но вернемся к королю. Еще одна ошибка, которую он сделал, была серьезнее, чем первая, и заключалась в том, что он не напал на принца Оранского на контрэскарпе Валансьена, когда его войска прошли мимо Шельды и были только в половинном составе.

Маршал Лорж (родной племянник по матери виконта Тюренна) попросил десять тысяч лошадей для разгрома врага. Король хотел дать, он поставил его части во главе армии, которую сам строил к бою, но маршал Шомберг выиграл через М.Лувуа, который любил тянуть с решающими действиями, и позволил избежать момента победы, дав время принцу Оранскому усилиться на высоте со всей своей армией.

Я слышал от одного министра, что король часто упрекал себя за слабость в обоих случаях.

Гаспар, граф де Шаваньяк, марешаль-де-камп и дипломат (Gaspard, comte de Chavagnac)
(1624 - 1695)

из "Мемуаров"

Граф де Гиш с маркизом де ла Ферте зашли ко мне, я завязал большую дружбу с первым, который показался мне созданным для больших дел, и, если к хорошему мнению, которое он имел о себе, прилагалось немного тщеславия, то оно скрадывалось тысячью очаровательных качеств его ума и его персоны.